Черневые изделия городов русского севера и Сибири

Мастера серебряного дела северных русских городов оставили нам замечательные образцы черневых изделий XVIII и XIX веков.

Блестящему расцвету черневого искусства в Великом Устюге, Вологде, Вятке и Архангельске, падающему на эти столетия, предшествовал длительный период развития серебряного дела, о котором мы знаем очень мало и от которого почти не сохранилось памятников ювелирного искусства.

Главным северным центром производства серебряных изделий с чернью был в XVIII веке Великий Устюг. До сих пор остается загадкой - откуда и когда в этот город впервые пришло черневое мастерство. Возможно, что постоянная торговая связь в XV-XVI веках с крупнейшим ювелирным центром, Новгородом, а потом и переселение многих новгородцев в Великий Устюг в 70-х годах XVI века заложили основу для развития серебряного дела в этом городе или, во всяком случае, содействовали его процветанию. Но чернь занимала лишь незначительное место в ювелирном искусстве Новгорода и потому трудно предположить, что она была занесена в Великий Устюг из этого художественного центра.

Самыми ранними из известных нам в собрании Исторического музея черневых работ северных мастеров являются изображения на двух килевидных дробницах, украшающих внешнюю сторону створок киота, сделанного в городе Сольвычегодске в конце XVI века по заказу Никиты Григорьевича Строганова. Фигуры богоматери с младенцем и св. Никиты даны четкими, суховатыми контурами на холодном серебряном фоне. Лишь легкие черневые штрихи оттеняют складки одежды. Возможно, что такой прием чернения серебряных изделий был вообще характерен для северных мастеров конца XVI- начала XVII вв. Но вполне вероятно, что он обусловлен особенностями гравюры на серебре того времени, с которой всегда было тесно связано развитие черневого искусства. Появление сложных гравюрных работ с многофигурными композициями в конце XVII - начале XVIII века дало большие возможности и для черневой гравюры на серебре.

Серебряное дело Великого Устюга достигло широкого развития уже в XVII веке, но подлинный его расцвет наступил в XVIII веке, когда к Великому Устюгу от Соль- вычегодска перешло торговое, промышленное и культурное первенство.

Самые ранние известные нам черневые изделия великоустюжских мастеров относятся к середине XVIII века.

Влияние устюжской черни сказывается на всех художественных центрах нашего Севера: Вологде, Вятке, Архангельске. Пользуясь теми же производственными приемами, что и мастера Великого Устюга, местные граверы вносили свои особенности как в тематику изображений, так и в детали рисунка. Изучение клейм на предметах дает нам возможность более точно определить места их производства.

Для великоустюжских изделий XVIII века характерна очень темная черневая гравюра. Густые тени изображений, как правило, достигались либо частой штриховкой параллельными линиями, либо неровной сеткой. Черневая композиция всегда логически была увязана с золоченым, слегка опущенным фоном, который дополнялся резными или чеканными деталями. Изящная и разнообразная форма предметов, их великолепная монтировка выдвигали ювелирные изделия Великого Устюга XVIII века на первое место.

Архивы Ремесленной управы и Пробирной палатки позволили расшифровать клейма и узнать имена многих мастеров-серебряников Великого Устюга XVIII и XIX веков^*. Михаил Климшин, по мнению своих современников, великоустюжских купцов Василия Бабкина и Михаила Куниверова, был в то время лучшим мастером по черни^**. Именно он, как уже говорилось, был направлен в Москву для поднятия там серебряного дела.

^* (Т. Г. Гольдберг, Черневое серебро Великого Устюга.- "Памятники культуры ГИМ", вып. V, М., 1952. М. Рехачев, "Северная чернь", Архангельское областное государственное изд-во, 1952.)

^** (Т. Г. Гольдберг, Черневое серебро Великого Устюга, стр. 9.)

О жизни и работе этого выдающегося мастера известно очень мало. Он родился в 1711 году, и начало его самостоятельной работы относится, вероятно, к 30-м годам XVIII века. В ювелирных работах Михаила Климшина сочетались разнообразные приемы лучших великоустюжских черневых дел мастеров второй половины XVIII века. Густой черневой рисунок всегда четко выступал на опущенном канфаренном золоченом фоне, в котором обязательно сочетались серебряные и позолоченные детали и который являлся неотъемлемой частью общей композиции. Элементы резьбы и чеканки всегда дополняли и обогащали художественное оформление его ювелирных изделий.

В течение тридцати лет Михаил Климшин совершенствовал свои технические приемы, о красоте и своеобразии которых мы можем судить по двум сохранившимся серебряным предметам: посоху епископа Варлаама 1750 года из собрания Вологодского музея и табакерке 1764 года, хранящейся в Историческом музее в Москве.

На фигурном наконечнике посоха выведена черневая надпись: "Сей пастырский жезл зделан собственным коштом преосвященного Варлаама епископа Великоустюжского и Тотемского. Работал черневых дел мастер Михаил Климшин". Но не надпись занимает главное место в орнаментации посоха, ей отведена только служебная роль. Основу составляет четкий черневой рисунок на слегка опущенном фоне.

Оформление табакерки 1764 года, каждая деталь которой глубоко продумана, раскрывает нам все многообразие и совершенство художественных приемов Михаила Климшина. Прямоугольная форма табакерки смягчена слегка закругленными углами. Края крышки и боковых стенок обрамлены узкими серебряными полосами с крошечными чеканными фигурками зверей и птиц, расположенных среди ваз с цветами. Эти выступающие полосы придают необыкновенное изящество силуэту табакерки, декоративно обрамляя в то же время черневые изображения, каждое из которых воспринимается как самостоятельная миниатюрная картина. Вот сцена, изображенная на крышке: на переднем плане - нарядный экипаж, запряженный парой коней. Впереди бежит собака, рядом с коляской - лев. За экипажем следуют скороходы. В коляске сидит пышно разодетая дама. Эта сцена дана на сильно опущенном проканфаренном позолоченном фоне, на котором выделяются светлые архитектурные строения, выполненные резьбой и чеканкой без позолоты. Изображение заключено в черневую рамку из раковин, завитков и пальметок. На боковых стенках - сцены охоты. Особый интерес представляет многофигурная композиция на задней стенке табакерки. Сцена соколиной охоты выполнена густой чернью, и темные фигуры выступают четкими силуэтами на фоне светлых облаков, обработанных резцом и канфарником, без позолоты. Художественное оформление табакерки, ее безукоризненная монтировка ставят произведение Михаила Климшина в ряды первоклассных образцов черневого дела (илл. 59-62).

Наиболее близкими к Михаилу Климшину как по времени, так и по техническим приемам и тематике были изделия фабрики Афанасия и Степана Поповых, открытой в 1761 году в Великом Устюге. В 1766 году на этой фабрике изготовлялось товаров на 1703 рубля в год^*. Формы предметов этой фабрики и их назначение были чрезвычайно разнообразными. В собраниях музеев нашей страны можно встретить отмеченные фабричной маркой "УВФАСП" (что означает "Устюг Великий, фабрика Афанасия и Степана Поповых") огромные оклады Евангелия^**, церковные сосуды, а также предметы личного обихода, такие, как табакерки, коробочки, крошечные флакончики для духов с очаровательными пробочками на тонких цепочках (илл. 67-68).

^* (ЦГАДА, ф. 19, д. 40, л. 127.)

^** (В Государственном музее ТАССР в Казани, Государственной Оружейной палате, музее бывшего Ново-Девичьего монастыря, Государственном Эрмитаже.)

Художественный прием нанесения черневого рисунка настолько близок к работам Михаила Климшина, что заставляет предположить, что этот одаренный мастер мог принимать участие в работе фабрики. Галантные сцены, пасторали, рыцарские сражения характерны для тематики черневых изображений на изделиях фабрики А. и С. Поповых.

К числу ранних и выдающихся великоустюжских произведений XVIII века относятся также работы Алексея Мошнина. Расцвет его творчества как мастера черневых дел падает на середину и вторую половину XVIII века.

Алексей Мошнин внес много нового как в тематику черневых изображений, так и в технические приемы обработки изделий. Если в первых его работах мы встречаем изображения широко распространенных в то время галантных сцен с нарядными дамами и кавалерами, то в последующие годы Алексей Мошнин использует гравюры и книжные иллюстрации. На крышке и стенках большого серебряного ларца 1780 года в овальных медальонах даны черневые изображения сельских пейзажей (илл. 73). Именно в работах Алексея Мошнина появились первые черневые виды Великого Устюга.

Одна из наиболее интересных его работ - табакерка в форме книги с черневой надписью на корешке "Книга обоняния". Она украшена сценами бытового характера. На крышке дана выполненная чернью внутренняя обстановка комнаты, в которой за круглым столом сидит человек в плаще и чалме. На столе лежит кисет и развернутая книга с надписью: "Веселить и пользуеть", слева в картуше: "Злак на службу человеком". На дне изображены два франта в треуголках и французских кафтанах. Они соблазняют человека в русском платье понюхать табак из раскрытой табакерки (илл. 63). Изображение на этой табакерке переносит нас в быт середины XVIII века, когда все шире проникала в русское общество мода на нюхательный табак. Весь рисунок и надписи на табакерке выполнены чернью. Алексей Мошнин применяет здесь двойную проработку золоченого фона резцом без канфарения и чеканки. Три мужские фигуры даны мастером на фоне городского пейзажа. Небосвод прорезан пучками лучей, которые чередуются с языками пламени. Подобная проработка золоченого фона резцом, вместо канфаренья и чеканки, была характерна для изделий Алексея Мошнина. По обрезу "книги" расположены черневые виды Великого Устюга.

В 80-х годах XVIII века великоустюжские черневых дел мастера стали прибегать к новой тематике. Вместо занимательных сюжетов, иллюстрирующих книжные повести, в их работах все чаще встречались сцены военных сражений русских войск. Одновременно усилился интерес к истории родного края. Изображения городов Великого Устюга, Вологды, Архангельска, их планы и статистические таблицы, выполненные в чисто графической манере, на долгие годы стали излюбленной тематикой великоустюжских черневых дел мастеров. Такие крупные мастера по черни, как Иван Жилин, И. Островский, Иван Пестовский, украшали табакерки и коробочки графическими изображениями, точно передавая, по-видимому, существовавшие в то время гравюрные листы.

К этому времени на изделиях почти исчезла наружная позолота, ею покрывали лишь внутреннюю поверхность предмета.

Несмотря на обновление тематики, черневые изделия становятся к концу XVIII столетия более однообразными и скучными как по форме, так и по орнаментации.

До настоящего времени Вятка как центр по производству серебряных предметов, украшенных чернью, в литературе не была отмечена. Между тем известно, что еще в XVIII веке вятские серебряники изготовляли замечательные изделия с эмалью и сканью, выполненные явно под влиянием усольских мастеров, которые в то время являлись ведущими в эмальерном деле. На серебряном окладе 1709 года с иконы "Николая в житии" мы впервые встречаем имя вятского серебряника, написанное на его произведении: "Лета 1709 апреля 23 сей оклад сканной построен во граде богоспасаемом Хлынове на Вятке художества серебряного дела мастера Петра Максимова сына Мишарина..."^*

^* (Н. Г. Порфиридов, К истории русского серебряного и финифтяного дела.-"Сообщения Государственного Русского музея", Л., 1956, стр. 52.)

Во второй половине XVIII века Вятка была довольно крупным центром ювелирного дела. По данным Главного магистрата и вятского провинциального магистрата, в разные годы второй половины XVIII века число мастеров серебряного дела колеблется от 30 до 40 человек. Они выполняли золотые и серебряные мелочи, как серьги, перстни, цепочки, запонки, а также черневые кресты. Известны и более значительные изделия вятских мастеров, имеющиеся в собрании Исторического музея: это украшенные чернью тарель 1768 года, оправа на турецком ятагане 1793 года, охотничий нож 1796 года и солонка 1797 года. Черневая гравюра вятских мастеров очень близка к великоустюжским изделиям, хотя она имела, несомненно, и чисто местные особенности. Поэтому без изучения клейм на предметах часто бывает затруднительно с первого взгляда определить точно место их производства (илл. 69).

Ножны турецкого ятагана 1793 года, имеющиеся в собрании Исторического музея, украшены великолепной серебряной оправой с четким черневым орнаментом на золоченом канфаренном фоне. Работа эта выполнена мастером из семьи Юрасовых. Черневые венки из листьев, перевитые лентами, обрамляют обоймицы ятагана с изображениями военной арматуры и музыкальных инструментов. По рукояти расположены легкие черневые гирлянды из цветов и листьев.

Аналогичный черневой орнамент имеется на охотничьем ноже 1796 года и солонке в виде вазочки с крышкой 1797 года.

В орнаментации этих трех предметов много общего. Гирлянды из цветов и листьев даны в одинаковой плоскостной манере конца XVIII века. Черневые венки из листьев, перевитые лентами, украшают обомицы ятагана и оправу ножа. Фигурки убитых животных, изображенные на ятагане, покрыты такими же мелкими черневыми точками (оспинками), как и фигуры бегущих лошадей на охотничьем ноже. Одинаково расположены даты в виде сложной монограммы из цифр.

Изучение черневой гравюры вятских мастеров довольно отчетливо выявило ее местные особенности. Если великоустюжские мастера второй половины XVIII века старались выполнять черневые изображения в перспективе, часто сочетая золоченый канфаренный фон с чеканными серебряными деталями основного рисунка, то вятские мастера в то же самое время давали черневую гравюру в плоскостной манере, иногда приближающейся к лубку (илл. 70-72). Цвет вятской черни очень темный, что позволяет ей четко выступать на золоченом фоне. Густые тени черневого рисунка, как правило, положены по четкой линейной резьбе. Иногда местными граверами применялся и вологодский прием чернения, условно называемый "оспинками", то есть мелкие темные точки, которые покрывали открытые части тела людей и животных.

Характерная для вятских черневых изделий XVIII века лиственная гирлянда, перевитая лентами, часто повторяется и позднее, на изделиях 30-х годов XIX века. Влияние Великого Устюга распространялось не только на близлежащие города Севера, как Вологда, Вятка, но и на такие отдаленные, как Архангельск. Однако об особенностях и размерах производства черневых изделий в Архангельске судить трудно, так как вещевых и документальных памятников выявлено очень мало.

Надо думать, что именно из Великого Устюга, этого значительного художественного центра русского Севера, было занесено искусство чернения и в города Сибири. Производившиеся там серебряные с чернью изделия по своему типу и техническим приемам имеют больше всего общего именно с великоустюжскими. Таким образом, внешний их вид не противоречит предположению о том, что корни сибирского черневого мастерства следует искать в Великом Устюге. Это подтверждается и документами. В архиве академика историка Г. Ф. Миллера сохранилось интересное, адресованное ему письмо от 8 декабря 1767 года от Василия Шилова из Великого Устюга. В нем сообщается о том, что в Иркутск, в адрес Миллера, послана из Великого Устюга черневая табакерка^*.

^* (ЦГАДА, ф. 199, п. 528, ч. 1, 5, л. 7. Г. Ф. Миллер - академик, историк, возглавлявший в XVIII веке Академическую Сибирскую экспедицию.)

Лучшая по качеству и наиболее значительная по числу группа серебряных с чернью предметов сибирской работы была выполнена в Тобольске, где в 70-х годах XVIII века наступил кратковременный, яркий расцвет черневого искусства. На всех почти вещах имеются клейма с датой и именником мастера, выраженным русскими или латинскими буквами, но имена этих серебряников пока не поддаются определению. В списке цеховых мастеров города Тобольска за 1764 год встречаются наряду с русскими польские и шведские фамилии, но в этих списках нет указания на то, каким ремеслом занимался тот или иной мастер, и нет возможности установить, кто из них делал серебряные вещи^*.

^* (ЦГАДА, ф. 350, д. 4473, "Ревизская сказка цеховых г. Тобольска", лл. 1-53.)

Сибирские серебряники не ощущали недостатка в материале для работы. Описывая Ирбитскую ярмарку, Г. Ф. Миллер говорит о том, что кроме гостиного двора в Ирбите в домах, а частично и в близлежащих деревнях продается прекрасное китайское и бухарское золото и серебро, а также драгоценные камни-рубины, гиацинты, изумруды^*. В своем донесении об осмотре Тобольской губернии в 1779 году оберштер-кригс комиссар Григорий Осипов сообщает, что "в состоящих по линии крепостях... в числе различных продуктов выменивается у бухарцев на собственные российские мелочные товары самое чистое ханское серебро... вступает того в Тобольскую губернию от 50 до 100 пуд ежегодно"^**.

^* (ЦГАДА, ф. 199, п. 526, ч. И, № 10, л. 3 об.)

^** (ЦГАДА, ф. 24, "Сибирский приказ", д. 57, л. 10 об.)

В 1765 году Д. И. Чичерин подал Екатерине II доклад о разночинцах города Тобольска, занимающихся различными ремеслами, которых насчитывалось 446 человек. Чичерин пишет, что в Тобольске слишком много ремесленников: "некоторые из них привязались к художествам. .. там ненужным... только б иметь причину жить в городах в праздности; одних кузнецов в таком малом городе из разночинцев кроме купеческих вольных и цеховых оказалось 180 человек. И во всех сибирских городах множество таких тунеядцев, от которых только возрастает всему нужному дороговизна и от праздности их многие непорядки..." Д. И. Чичерин предлагает "перевести на линию", то есть переселить на Иртышскую линию, часть ремесленников, в том числе из 13 серебряников оставить в Тобольске 8, а 5 переселить, так как "по близости к линии великая надобность в них"^*. Из 14 серебряников г. Тюмени Чичерин предлагает оставить в городе 8 и перевести 6 "на линию"^**.

^* (ЦГАДА, ф. 24, д. 35, лл. 68 об., 69, 87.)

^** (ЦГАДА, ф. 24, д. 35, л. 88 )

Этими скудными данными пока ограничиваются сведения о сибирских серебряниках XVIII века.

Серебряные с чернью предметы, сделанные в 1770-х годах в Тобольске, отличаются интересным сочетанием несколько запоздалых форм и орнамента рококо с чисто местными сюжетами изображений. Наряду с галантными сценами^* на изделиях сибирских серебряников можно видеть сибирские пейзажи, планы городов, карты Сибири, сцены охоты местного населения^**. Есть и своеобразные по форме предметы, как, например, табакерка и ларец в форме плетеных цибиков для чая, перевязанных веревкой, напоминающие о торговых связях Сибири (илл. 74-79).

^* (В Государственной Оружейной палате - чайница и чайный сервиз с галантными сценами.)

^** (В Государственной Оружейной палате - чайница и чайный со сценами охоты.)

О знакомстве тобольских мастеров с прикладным искусством других стран говорит совершенно особая форма чарок, сделанных в форме половины плода на ветке с листьями и цветами.

Большая часть сохранившихся серебряных с чернью вещей работы тобольских серебряников того времени была сделана, по-видимому, по заказу Дениса Ивановича Чичерина, который был сибирским губернатором в 1763-1781 годах. Многие предметы украшены его гербом и инициалами; на внутренней стороне крышки трех табакерок имеются портреты Д. И. Чичерина, писанные маслом.

Личности Д. И. Чичерина и его деятельности посвящено немало работ. Все они характеризуют его как образованного, но властного и строгого человека, порой беспощадного до жестокости. Восемнадцать лет Чичерин управлял Сибирью почти как неограниченный властелин. За время своей деятельности как губернатора Чичерин несомненно сделал много полезного: он открыл в Тобольске геодезическую школу, госпиталь, аптеку, рабочий дом и ремесленные заведения, где находили работу многочисленные пленные и ссыльные, населявшие город, контору Государственного банка. Он заселил ссыльными и рекрутами безлюдную почтовую дорогу от Тобольска до Иркутска и Барабинские степи. В то же время он прославился своей расточительностью, пышной роскошью своего быта, пирами, обедами, балами, сопровождавшимися музыкой и пальбой из ружей. Он жил в окружении множества слуг, гайдуков, скороходов, сопровождавших его в торжественные дни, когда он в мантии ордена Александра Невского отправлялся в собор. Современник Чичерина Тесби де Белькур, пленный французский офицер, сосланный в Сибирь, в своих мемуарах, опубликованных в 1776 году, пишет, что ему нередко приходилось слышать от Чичерина во время пребывания в Тобольске заносчивое заявление: "Dieu est la haut, l'lmperatrice est fort loin, c'est moi qui fais la lois" ("Бог на небе, императрица очень далеко, законы создаю я"^*).

^* (Thesby de Belcour, Relations ou journal d'un officier frangais aux Services de la confederation de Pologne pris par les Russes et relegue en Siberie, Amsterdam, 1776, p. 230.)

Свои "донесения" Екатерине II Д. И. Чичерин посылал иногда с сыном, поручиком Чичериным, сопровождая их ценными сибирскими подарками, как, например, мехом чернобурых лисиц. В 1765 году им была послана императрице "реляция" с описанием открытых в 1741-1764 годах Алеутских островов. В связи с этим были, по-видимому, сделаны три серебряные табакерки с картами Сибири и северо-восточной ее части с прилегающими морями и "вновь сысканными Алеутскими островами"^*.

^* (В Государственном Историческом музее.)

Из Тобольска черневые изделия распространились в XVIII веке и в другие сибирские города. Известны два стакана, сделанные в Томске. Один в собрании Исторического музея, другой - в Оружейной палате, датированные 1784 годом. Оба с черневыми изображениями аллегорических фигур и орнаментом завитков рококо. Они настолько близки по характеру тобольским, что невольно напрашивается мысль - не работа ли это одного из тобольских мастеров.

Делали единичные черневые вещи и в Якутске. В 1798 году императору Павлу был поднесен черневой образ архангела Михаила, на котором имеется надпись: "Приносит плод трудов, не имея совершенных рисунков и без практики, художник якутский мещанин Ефим Петров, 1798 г., генваря 1"^*.

^* (В Государственном Русском музее.)

Сохранившиеся серебряные изделия свидетельствуют о том, что кроме Москвы, Петербурга, Сибири и городов русского Севера в XVIII веке чернь знали также в Калуге, Костроме, Рязани^*, а возможно, и в других русских художественных центрах. Однако изделия этих городов уступали своими художественными качествами вологодским, великоустюжским и вятским.

^* (Серебряные кресты, украшенные чернью, сделанные в XVIII веке в Рязани, имеются в собраниях музеев Рязани и Новгорода.)

Из калужских работ XVIII века в собрании Исторического музея имеется игольник (или перник) в форме сплющенной восьмигранной трубочки, украшенной черневой "елочкой" и резными ромбиками^*.

^* (Серебряные изделия с чернью калужской работы XVIII века имеются также: в Калужском музее - дискос и две та рели 1760 года; в Государственном Русском музее - чарка 1793 года; в Вологодском музее - крест 1794 года.)

Костромские изделия были ближе всего по типу к московским. Их рисунок не очень четок, чернь сероватая, с заплывами. Большая часть известных нам костромских черневых изделий относится к 1780-м годам: игольник 1780 года, солонка 1788 года с черневыми вазами и цветами на стенках, коробочка с фишками для карточной игры 1788 года. Все они мало отличаются от работ московских серебряников. Значительно интереснее и своеобразнее черневые дробницы с киота иконы Федоровской богоматери работы костромского мастера Григория Степанова Раткова^*. На прямоугольной серебряной позолоченной доске свободной, уверенной рукой хорошего мастера чеканен орнамент завитков рококо и головки херувимов. Большие овальные черневые дробницы дают красивые темные пятна, но рисунок их вял, движения фигур скованны и неуверенны, чернь сероватая и с заплывами. Между дробницами мастер вырезал свою подпись: "1783 году работаны сии чудеса черневые мастером Григорьем Ратковым"^**.

^* (В собрании Государственного Исторического музея.)

^** (В Костромском музее имеется серебряный складень с черневыми изображениями богородичных праздников, сделанный в 1793 году Григорием Ратковым для хранения ковчежца киевской работы 1763 года.)

Вещевые памятники конца XVIII и начала XIX веков говорят о том, что в Ростове-на-Дону или Новочеркасске также производили черневые изделия. По типу они больше всего сходны с работами киевских серебряников, с которыми их роднит очень тонкий и четкий рисунок и бледная, скорее серая, чем черная окраска черни.

В собрании Оружейной палаты хранятся блюдо с черневой надписью из Новочеркасска и шесть крупных овальных черневых медальонов XVIII века, происходящих из Ростова-на-Дону и, по-видимому, снятых с царских врат какого-то иконостаса. На них изображены четыре евангелиста и "Благовещение".

В собрании Исторического музея выделяются очень тонким рисунком, покрытым серого тона чернью, два креста, из которых один (напрестольный) датирован 1800 годом и имеет надпись о том, что он "зделан... по Дону Иловлинской станицы в церковь Покрова Пресвятые Богородицы". По краю крестов одинаковая рамочка из завитков в виде цепочки на черневом фоне, аналогичной которой мы не находим ни в одном из известных нам центров черневого искусства.