Не могли найти или не хотели?

Чем ясней становилось, как нужно России золото, тем загадочнее выглядели вековые неудачи поисков. Их нельзя было объяснить тем, что русское золото спрятано природой как-то особо хитро, недоступно для предков - ведь даже скифы когда-то сумели его найти. Да и каждодневная практика работы опровергала такие предположения - месторождения находили на поверхности, без применения сложной техники.

Так в чем же дело?

Объяснить загадку одним из первых в 1824 г. взялся П. Свиньин, издатель "Отечественных записок". Он высказался весьма глубокомысленно: "Смотрю на сей предмет и вижу в нем новое доказательство, что всему есть предопределение свыше, всему приходит свое время, которое предупредить тщетно силится смертный всей своей мудростью и старанием!"

Не следует подозревать П. Свиньина в оригинальности. Подобного рода суждения были вполне в духе времени, господствовали устойчиво. Не случайно яростную отповедь им дал еще Ломоносов: "Таковые рассуждения весьма вредны приращению всех наук, следовательно и натуральному знанию шара земного, а особливо искусству рудного дела, хотя оным, умникам и легко быть философами, выучась наизусть три слова: бог так сотворил; и сие дая в ответ вместо всех причин".

Объяснения в стиле "Отечественных записок" воспринимались всерьез, конечно, далеко не всеми, но иных, более вразумительных долго не появлялось. Факт оставался фактом - веками по золоту буквально ходили, но найти не могли.

Это выглядело так непонятно, что невольно возник вопрос: а может быть, могли найти, но не хотели? Ведь возможно и такое - хозяин золота, как правило, сам его не ищет, а те, кто ищет, могут вовсе не жаждать найти! Тем более что совсем не ясно, кто же хозяин золота в России?

Предположения такого рода обсуждались на страницах "Горного журнала" в 1878 г. Видный деятель горной промышленности К. Скальковский отметил, что, помимо обычных трудностей, поиски золота тормозило буквальное понимание регального права и преувеличенное представление о выгодности его добычи.

По-латыни regalis - "принадлежащее властителю". От этого слова возникло название самого беззаконного и неограниченного из прав.

Когда о домашнем золоте еще лишь мечтали, казалось, найдем и будем лопатами грести. Конечно, любому хотелось обнаружить сокровище на своей земле, но мечты охлаждал страх, что царь-батюшка сочтет за благо отобрать его вместе с землей. Так не лучше ли от греха подальше! Это-то и назвал Скальковский деликатно буквальным пониманием регального права.

Трудно определить, насколько было велико влияние таких опасений.

Чеканка монет всегда была монопольной царской привилегией, но единственный отечественный денежный металл - медь разрешалось добывать всем с обязательной сдачей государству по установленной цене. Логично было бы предположить, что и с золотом поступят так же.

Когда, наконец-то, нашли серебро, а затем и золото, разработку взяла в свои руки казна. Руды залегали на казенных землях, интересы собственников не были задеты, и все же это укрепило мнение о царском праве. Но ненадолго. Представление о выгодности добычи благородных металлов оказалось преувеличенным и быстро исчезло. Сплошь и рядом добыча золота приносила лишь убытки казне да неприятности начальству. Поэтому правительство начало привлекать предпринимателей, даже обязывать их добывать золото. Так, еще в 1758 г. один из самых крупных золотых рудников, Шилово-Исетский, был передан заводчику Турчанинову, и этот пример не единственный.

Наиболее сильный удар представлениям о царской монополии на разработку драгоценных металлов был нанесен еще при Петре I. В 1719 г. он узаконил горную свободу, разрешил всем, на любых землях добывать полезные ископаемые, "дабы божие благословение под землей втуне не оставалось". И первым в его указе названо золото. С тех пор для владельцев поместий куда более реальной стала опасность, исходящая не от казны, а от предприимчивых людей, получивших законное право рыться в чужой земле.

Указ Петра, с некоторыми изменениями, действовал более 60 лет. Привилегии были даже расширены в 1727, 1739 и 1754 гг. Открыватель получил не только преимущественное право на разработку, но и стал волен не сдавать казне, а "свободно продавать сделанное золото", и на 10 лет после открытия он освобождался от платежа налога.

В 1782 г. Екатерина II горную свободу ограничила, но в пользу помещиков. Было подтверждено их право не только на поверхность земли, но и на недра, "на все сокровенные минералы и произрастания и на все из того делаемые металлы". Все без исключения. И особо оговорено, что владельцы земель, вмещающих месторождения благородных металлов, будут "платить ежегодно десятую долю из сих выплавляемых металлов, а более с них за золото и серебро не собирать". Таким образом, и этот указ не мог уменьшить стремление владельцев земель искать золото.

В 1812 г. в трудную пору войны с Наполеоном ограничение в пользу помещиков, введенное Екатериной, было отменено и восстановлена горная свобода. Гарантировалось, что правительство не будет претендовать на обнаруженные месторождения, а только сохранит за собой преимущественное право покупки добываемых драгоценных металлов.

Таким образом, формально, по закону открытие золота на частных землях не должно было сулить неприятностей и сковывать инициативу. Поэтому Скальковский считал, что отмеченные им причины могли влиять лишь на раннем - допетровском этапе поисков. Известный исследователь Урала Н. Чупин, выступивший одновременно со Скальковским в том же журнале, соглашаясь, что "запрещения разрабатывать золотые и серебрянные рудники частным лицам никогда не было", тем не менее считал, что у народа и даже у правительства всегда устойчиво существовало мнение - драгоценные металлы, "в чьих бы землях они ни находились, составляют принадлежность казны. Поэтому может быть, многие месторождения золота в дачах частных заводов хотя и были известны, но не были заявлены начальству и оставались без разработки".

Слово "может быть" подчеркнуто нами потому, что не указал Чупин не только многих, а даже хотя бы одного месторождения, оставленного без разработки. Не приводят таких примеров и другие исследователи. И дело тут, вероятно, не в плохой изученности вопроса. Уж больно нереальным, игнорирующим психологию людей выглядит предположение Чупина. Трудно представить помещика или заводчика в роли эдакой "собаки на сене"- нашел золото и оставил лежать в земле! Нужда в драгоценных металлах была так велика, что цари и их приближенные проявляли щедрость и терпимость даже к людишкам "подлого" звания. Один из примеров тому - запрещение наказывать первооткрывателя русского золота Е. Маркова. А уж особам благородным, заявившим о находке золота на своей земле, безусловно, можно было рассчитывать на такие милости, что и своей земли лишиться не жалко - получишь во сто крат больше, а за сокрытие полагалось, по указу Петра I, "неотложное телесное наказание и смертная казнь и лишение всех имений". Того же в чуть смягченном виде следовало ожидать и позднее от преемников Петра I.

Как отметил историк Ключевский, "донос тогда служил главным агентом государственного контроля и его очень чтила казна". Не сумел скрыть от доносчиков свою находку - всего несколько крупинок золота - Ерофей Марков. Скрыть же месторождение неизмеримо труднее. Чтобы решиться на это, помещику или заводчику надо было быть или безрассудным, или очень уверенным в своей силе. Об одном случае сокрытия мы еще расскажем, а сейчас отметим, что свое предположение Чупин подкрепил лишь ссылкой на то, что "даже были случаи, что заводоуправления теснили и преследовали тех людей, которые пытались объявить об известных им месторождениях золота..." Он привел такой пример: в 1813 г. возле Верх-Нейвинского завода гвардии корнета Яковлева малолетняя дочь заводского служителя Катя Богданова нашла в песке золотой самородок и принесла его приказчику Ивану Полузадову. Впоследствии оказалось, что открыла она первую в России золото-платиновую россыпь, очень богатую. Катя - к тому времени уже Екатерина - получила известность и даже была представлена Гумбольдту, когда он путешествовал по Уралу. А день открытия ознаменовался тем, что была она "высечена розгами со строгим приказанием молчать о своей находке". Отмщение наступило быстро, потому что доносчики не дремали. Скрыть самородок не удалось, и гвардии корнет поступил со своим приказчиком так же, как тот с девочкой Катей. Обстоятельства дела ясно показывают, что Полузадов меньше всего заботился о владельце земли, он просто пытался присвоить самородок.

К этому примеру, приведенному Чупиным, можно добавить немало других, связанных не только с золотом. Так, еще в 1721 г. подали жалобу несколько крестьян деревни Тагильской на демидовского приказчика, который отобрал найденную ими медную руду и грозил: "ежели буде станете руды объявлять, то-де - мы вас бить станем кнутом и в домну помечем". Угрозы, что из-за меди земли отберут, не было никакой, и в данном случае приказчик радел лишь о своей пользе.

Таких случаев было, вероятно, немало, но они не могли создать непроницаемой завесы, задержать открытие золота на столетия. Чтобы в этом убедиться, достаточно просмотреть год за годом архивные списки "о прииске вновь разных видов руд разными людьми". В них сотни фамилий крестьян, мастеровых, чиновников, солдат, помещиков, ясашных татар, калмыков и башкир, людей всех сословий и рангов, сообщавших о находках золота. Они нередко ошибались, принимали за золото пирит, слюду и другие минералы, на него слегка похожие.

Были заявки верные, но забракованные современниками и получившие лишь много лет спустя подтверждение. Поэтому геологи и теперь изучают старые заявки, используют их при поисках.

Старые заявки, а их сотни, казалось бы, полностью опровергают формулу Чупина - "могли найти, но не хотели". Они говорят о другом - найти очень хотели, но не могли.

И, тем не менее эта формула, в несколько измененном виде, живет и поныне. Для подтверждения ее обоснованности обычно ссылаются на историю Демидовых.

Так, В. Данилевский в книге "Русское золото" отметил, что опасения землевладельцев "были вызваны такими фактами, как потеря Демидовыми всего Алтая из-за находки там драгоценных металлов. Учитывая подобные случаи, видимо, и другие заводчики стремились препятствовать поискам золота на подвластных им землях".

Между тем нет никаких оснований считать, что потеря Демидовыми Алтая была следствием лишь открытия там драгоценных металлов, и вот почему.

В 1726 г. Акинфий Демидов, которому уже стало тесно на Урале, ходатайствовал, чтобы ему на основе посессионного права, т. е. в пользование, а не в собственность, передали Алтай, "дикие места, состоящие в татарском владении... и ежели где впредь приищутся медные, серебряные, золотые руды, чтобы нам копать их...".

С помощью Меньшикова все это было ему разрешено указом Екатерины I.

Богатства Алтая, особенно медные, выявились быстро, Демидов открыл много рудников, построил Колывано-Воскресенский, Барнаульский, Шулбинский и другие плавильные заводы. И тут многочисленные враги и конкуренты привели в действие все пружины, доказывая, что получил он "кус" не по чину - целое королевство! В 1734 г. Анна Иоанновна предоставила главному начальнику всех сибирских казенных и партикулярных заводов Василию Татищеву право отобрать у Демидова алтайские предприятия, "если он найдет их для пользы казны нужными".

Татищев это нашел и заводы отобрал. Надо подчеркнуть, что в те годы о драгоценных металлах в недрах Алтая еще ничего достоверно не было известно, и события развивались без связи с ними. Демидов с царской волей не смирился, сумел подобрать ключ к сердцу всесильного Бирона. Стоило это очень дорого, сохранилась расписка Бирона на получение от Демидова 50000 талеров, но игра стоила свеч! В 1737 г. последовал царский указ - Алтай Демидову вернуть, а Татищеву "впредь не ведать его заводами никогда".

Эпилог наступил при Елизавете Петровне. В 1744 г. Акинфий примчался в Петербург со словами: "Вот каким добром бог благословил твое царствование, великая государыня, через мои труды", он преподнес первый слиток алтайского серебра, почти пуд.

Эффект был огромный! В то время серебро было известно только в Забайкалье, где на всех казенных рудниках, при огромных усилиях удавалось добыть не более пяти пудов в год.

Демидов пояснил, что обнаружил примесь серебра в свинцовых рудах Змеиногорского месторождения и, не жалея затрат, вел опыты по его извлечению. Месторождение это было известно с 1736 г. и, по-видимому, "опыты" проводились в широком масштабе и не один год, но объявил о них Демидов лишь после того, как его мастер Трегер переметнулся к врагам, и стало ясно, что следствия не миновать.

Как бы там ни было, позиция Демидова была крепка - он по указу имел право добывать драгоценные металлы на Алтае, сам заявил об их открытии и всеподданнейше просил дальнейших распоряжений.

В указе о назначении специальной комиссии императрица милостиво отметила, что Демидова "за его верные службы в собственной протекции и защищении содержать имеем". Комиссия подготовила благоприятное для него решение - ему поручалось развивать добычу под контролем казны. Но тут Акинфий скоропостижно скончался. По его завещанию все предприятия достались младшему сыну- Никите. Остальные сыновья с этим не согласились. В семье Демидовых наступил разлад. Это очень усилило позиции их противников. Они при дворе взяли верх. Елизавета Петровна отменила завещание Акинфия и приказала уральские его владения разделить между сыновьями поровну, а весь Алтай возвратить в казну. Ясно, что такие решительные меры определили не примесь серебра в змеиногорских рудах, а иные, более глубокие и важные причины. Если бы дело сводилось к серебру, то не стали бы делить железоделательные заводы на Урале и отбирать на Алтае такие предприятия, как смолокурни и бондарни.

Характерно, что Н. Чупин - большой знаток дел Демидовых - не стал ссылаться на эту историю для подкрепления своих предположений.

Таким образом, анализ всех имеющихся данных показывает, что одними лишь особенностями русской действительности вековую бесплодность поисков золота не объяснить. Все, кто пытались это сделать, допускали, по нашему мнению, одну и ту же ошибку - рассматривали историю русского золота в отрыве от других стран, без анализа геологических и технических проблем поисков.