Поющий металл

Музей народного искусства Грузии...

Это второй мой родной дом. Как он дорог мне!

Музей расположен в живописном уголке Тбилиси. Я вхожу в него, как в священный храм, в храм искусства.

На одном из стендов музея лежит экспонат - серебряный кинжал глубокой гравировки. Это одна из моих работ.

Однажды в моем присутствии произошла такая сцена. Молодые люди - он и она - подошли к кинжалу и долго рассматривали его узоры. Он сказал:

- А ведь это же сама поэзия!

- Поэзия,- согласилась она.

Я не ожидала такой оценки. И вместе с тем... ждала. Знали бы эти молодые люди, что именно поэзия явилась причиной появления этого кинжала.

Случилось это в мастерской в Серебряных рядах. В той самой мастерской, где испокон веков трудились серебряники Грузии и Дагестана и где до своей кончины работал мой отец. Я сидела и обдумывала, какой же орнамент нанести на ножны кинжала, который я готовилась преподнести в дар к 1500-летию Тбилиси. Вдруг ко мне подошел незнакомый человек, студент Московского литературного института.

Москвича заинтересовала моя работа.

- Женщина-златокузнец! Это здорово! - воскликнул он.- А какой орнамент! Это же поэзия в металле!

Я осмелела и стала показывать другие образцы орнаментов. Он восхищался все больше, сравнивая штихель с пером.

- Да, это действительно поэзия! - повторял он.

И настолько увлекся сравнением, что начал читать стихи. Мне понравились в них жар и волнение души. Я и до сих пор помню юношу, читающего стихи под стук молоточков чеканщиков.

"А можно, чтобы и металл заговорил?" - подумала я тогда.

"Поющий металл!" - так определила я будущие композиции орнаментов на ножнах кинжала.

С какой-то несвойственной мне решительностью я сказала:

- Я заставлю петь металл. Вот на этом кинжале.

- Да, да! - подхватил он.- Поэзия в металле. Я зайду через несколько дней. Мне хочется увидеть и услышать поющий металл.

Он еще долго расспрашивал меня. Интересовался кубачинскими мастерами, деталями традиционных орнаментов, техникой резьбы по металлу, эмалью, филигранью. Прощаясь, он повторил, что придет посмотреть "поэзию в металле".

Да, я решила во что бы то ни стало выгравировать на ножнах такой выразительный орнамент, который заговорил бы так же певуче, как стихи. Какое-то еще не совсем осознанное вдохновение овладело мной. Домой шла - думала, за обеденным столом сидела - думала, наступил вечер - думала. А когда стемнело, вышла на балкон.

Ночь была лунная. Внизу шумела и серебрилась лунными бликами Кура. Угасли шумы большого города. Все настраивало на мечтания и тихо радовало. Я взяла штихель и ножны и села работать. Серебро ножен мысленно обратилось в бумагу, штихель - в перо. Вырастали, обряжались листочками и розетками звездочки, ветки "мархарая". Звездочки на небе, звездочки на серебре. Всплески Куры в коричневых берегах, всплески - выемки в металле... Серебро начинало говорить!

Я не услышала, как открылась балконная дверь и ко мне подошла мама.

- Дочка, что ты так утомляешь себя? Даже твой отец не засиживался до полночи. Иди спать.

"Не мешай. Я пою, я стихи слагаю",- хотелось ответить ей. Но произнесла только первую фразу:

- Не мешай. Мама обиделась.

- Иди спать! - почти приказала она.- Нельзя так. Я солгала:

- Мама, это государственный заказ. Завтра я должна сдать его. Не мешай, пожалуйста.

Мама, недовольно ворча, ушла к себе. А я снова, как одержимая, принялась за дело. Заалела заря, а я все работала и работала. Потом, крадучись, чтоб не разбудить мать, легла в постель.

Проснулась, поднялась мать. Я же притворилась, что сплю. А было не до сна. Все обдумывала, обдумывала... Одна сторона ножен расписана контуром орнамента и, кажется, удачно. А какой орнамент нанести на другой стороне?

Утром пришла в мастерскую, внимательно осмотрела контуры "мархарая", нанесенные ночью на балконе. Принялась вырезывать штихелем основную линию. На этот раз линия должна быть шире, чем применявшаяся мной и моими предшественниками. Когда такую линию провела, к ужасу увидела, что композиция нарушилась, задуманная выразительность пошла насмарку. Стало ясно, что "мархарай" тут не "играет". И я вспомнила, что недавно гравировала рог с использованием орнаментальных форм великого грузинского мастера Бека Опизари. Да, такие элементы, конечно, творчески переработанные и в иной композиции, будут более кстати.

Вся ночная работа пошла прахом. Я взялась за совершенно новую композицию. А для нее нужен и новый штихель и новый состав черни. Все это приготовила, но...

Но взялась за другую сторону ножен. А лицевая - пусть подождет, пусть переосмыслится.

На обратной стороне ножен я стала наносить более тонкие линии орнамента и в такой композиции, которую придумала сама, чтоб металл "запел" именно моим голосом. Я старалась на обратной стороне ножен выразить нежность, радость души человеческой, охваченной светлым любовным томлением. Грациозно гибкие линии, изящные лепестки и розетки рождались, как строфы стиха...

А потом вернулась к лицевой стороне. Там скоро родилась композиция совсем иная, - линии упругие, сильные, даже немного грубоватые, но тоже полные изящества; ведь моим штихелем водил умерший много сот лет назад Бека Опизари.

Прошло несколько дней. Серебро ножен покрылось с обеих сторон редким узором. Я сама удивилась, как смогла придумать совершенно новые композиции, гравировать совершенно по-новому. Видимо, стремление создать "поющий металл" одухотворило мой штихель.

Кто-то постучал в окно мастерской, у которого я сидела. Глянула - мой знакомый студент, москвич. Провела в мастерскую. Он восторженно начал рассказывать о поездке по Грузии. Рассказывал он так образно, что все мастера оставили работу и столпились вокруг него. Он прочитал стихи о Грузии, написанные во время поездки.

Закончив чтение, он спросил меня:

- А где же "поющий металл"? Я ему ответила:

- Я тоже написала стихи. Свою горскую мелодию.

Он сначала не понял моих слов. Тогда я открыла сейф и положила ему на ладони кинжал. Осмотрел лицевую сторону, обратную, потом снова - лицевую, обратную...

- А почему такой совершенно разный орнамент? - недоуменно спросил он.

- Я спела песню о двух джигитах,- пояснила я.- На лицевой - песню о мужестве, о герое шамилевских войн. На обратной - о человеке нежной души.

- Да, я слышу две песни. Металл заговорил. Поэзия в слове.

Поэзия в металле.

Пусть они равно служат советскому искусству. Поэты - мои постоянные спутники, мои путеводители. Я много лет работала над тем, чтобы воссоздать лермонтовские образы, запечатлеть в металле, эмали великого Шота Руставели, Важа Пшавела, отобразить творчество моего современника лауреата Ленинской премии Расула Гамзатова. Я уже не раз упоминала, что образ Шота Руставели занимал меня долгие годы и занимает теперь. Сначала я изображала творца "Витязя в тигровой шкуре" по тем портретам, которые создало народное воображение. А в этих портретах он был показан, как смелый, бросивший вызов судьбе гениальный сын века. Мысленно я его представляла именно таким творцом, каким охарактеризовал его и его творение поэт - академик Ираклий Абашидзе в предисловии к изданию "Витязя в тигровой шкуре". И. Абашидзе писал: "Витязь в тигровой шкуре" Шота Руставели вошел в число самых удивительных творений, созданных человеческим гением.

54. Портрет Шота Руставели. Техника: гравировка, чернь. 1964 г.

Восемь веков отделяют наше поколение от автора этой бессмертной поэзии. Но ее жизнеутверждающий пафос, светлый гуманизм и героический дух, воплощенные в ней идеи патриотизма и интернационализма, возвышенные человеческие чувства и моральные идеалы роднят и сегодня этот величественный литературный памятник далекого прошлого с духовным миром всех свободолюбивых народов.

Творение Руставели уже стало органическим и кровным достоянием всего человечества".

Пришло такое время, что и малые народности моего родного Дагестана познали величие творчества Шота Руставели. И я в своем воображении старалась по возможности ярче воссоздать образ этого гениального грузинского поэта. Я не считаю, что полностью мне удалось сделать это, но, по крайней мере, горжусь, что внесла какую-то лепту в воскрешение штрихов гения, сделав несколько портретов Шота.

Но когда научная грузинская экспедиция привезла из Иерусалима копию портрета-фрески Шота, он мне показался другим. Это благообразный старец с большими глазами, с огромной седой бородой, с простертыми руками. И я как бы заново увидала моего героя. О том, сколько времени и сил у меня ушло, чтобы запечатлеть на металле ту фреску, я уже рассказывала.

В 1970 году в Москве опубликован альбом цветных открыток, где показаны мои златокузнечные работы. Одна из открыток воспроизводит портрет из перегородчатой эмали Шота Руставели.

И еще один образ, вдруг взволновавший меня... Я говорю "вдруг" потому, что мне в руки попал том стихов Важа Пшавела. Попал и очаровал меня.

В глухом пшавском лесу, в крохотной деревне Чаргали и тоже в горах, напоминавших мои родные Сирагинские горы, в 1861 году родился мальчик Лука Разикашвили. Впоследствии он стал классиком грузинской литературы - Важа Пшавела. Большое впечатление на меня произвело стихотворение "Утешение поэта".

В нем я увидела широкую, любящую людей душу поэта, услышала биение сердца, служащего людям. И мне очень захотелось запечатлеть образ создателя этих стихов. И не только этих. Меня потрясли поэмы Важа Пшавела - "Алуда Кетелаури", "Бахтриони", "Гость и хозяин". Передо мной во всем величии встал вольнолюбивый горец Кавказа, поборник правды и справедливости.

Немолодой человек в горской папахе и черкеске с газырями (по внешности самый обыкновенный житель гор), но в его руках свиток бумаги. Поэт!

И начались мои искания. Я решила не только отобразить "личность" поэта. Мне надо было найти обрамление портрета, чтобы подчеркнуть национальную принадлежность этого замечательного человека. Я стала ходить по музеям Тбилиси, внимательно всматриваться в хевсурские, сванские, пшавские, дагестанские этнографические экспонаты, выискивать в них характерные кавказские черты. Не раз поднималась на гору Мтацминда, где покоится прах Важа Пшавела. Его надгробный памятник напомнил изваяния Кавказских гор. В этом памятнике, в героической поэзии Важа я увидела многое, что родственно моей душе и моему настроению.

Не могу не рассказать об одном эпизоде, связанном с работой над портретом Важа.

Я почти уже все сделала. Выгравировала обрамляющий орнамент, нанесла штрихи портрета, наложила ячейки-перегородки для эмали. В это время вокруг меня вертелись мои

дочки Лейла и Зейнаб. Одной было шесть лет, другой - три года. Я совсем не обратила на них внимания, так как была поглощена своим занятием. Засыпав эмаль в ячейке, я ушла на работу. А вернулась... эмаль рассыпана, серебряная пластинка расплющена. Оказалось, что мои девочки решили "доделать" мою работу. Они разбросали эмаль и расколотили молотком пластинку с изображением поэта.

Попыталась восстановить пластинку, но из этого ничего не получилось. Пришлось все делать заново.

В Музее Грузии побывали делегаты Всемирного конгресса этнографов. Они, разглядывая выставленный там портрет классика грузинской литературы и узнав, что я автор, засыпали меня вопросами: как я достигла такой выразительности, как пользовалась техникой перегородчатой эмали и что навело на мысль создать такое орнаментальное обрамление портрета. О девочках я, конечно, ничего не рассказала, зато во всех подробностях поведала о своих исканиях.

Меня сердечно поблагодарили.

Приближался юбилей Николоза Бараташвили. Вся Грузия готовилась к этому знаменательному событию. И я, конечно, не осталась в стороне. Но что именно сделать? Прежде всего, прочитала сочинения Николоза. Потом двухтомный труд Г. Орбелиани о Кавказской войне. Передо мной через даль времен вырисовывалась та эпоха, в которой жил и творил большой поэт. Неизгладимое впечатление произвела небольшая по размеру, но огромная по мысли и содержанию поэма "Мерани".

"Вот эта поэма и должна лечь в основу моего произведения", - решила я.

Николоз воспел порыв к свободе и свету словами, а я решила выразить тот же порыв на металле. "Поющий металл" все еще не давал покоя моему воображению. Тема Грузии, ее история опять привели меня в Музей искусств Грузии. Там я снова и снова изучала творения Бека Опизари и многих безвестных мастеров прошлого.

Много времени ушло на подготовку к решению темы, а еще больше - на само решение. К юбилею работа была готова - миниатюрная книжечка с серебряными листами. На них

была выгравирована вся поэма. А обложка была сделана из перегородчатой эмали. Ее композиция - то самое устремление к свободе и свету, о чем говорилось в поэме Николоза.

Я всегда изумлялась богатой истории родного края. Но больше всего изумляли богатства дагестанской поэзии. Какие могучие мастера слова - Батырай, Махмуд, Етим Эмин, Сулейман Стальский, Гамзат Цадаса. А поэзия Расула Гамзатова неизменно вызывала восторг. Я восхищалась каждым новым произведением земляка. В моем понимании Расул и Дагестан - одно неразделимое целое. Его имя известно всему миру. Только такой большой поэт, как Расул, может "с крыши горской сакли" сказать:

 В мир большой я из малого вышел селенья 
 И в долину спустился с моей крутизны, 
 Чтоб на малом наречии гор с вдохновеньем 
 Песни петь для большой, стоязычной страны.

В каждом стихотворении Расула мне видятся отточенность слова, предельная лаконичность, необычайная орнаментальность, не уступающая филигранной работе выдающихся златокузнецов.

Он творит, радуется и огорчается так же, как и тот кубачинский мастер, которого он воспел:

 У кубачинцев нынешней весною 
 Я наблюдал, как тонко и хитро 
 Вплетает мастер кружево резное 
 В черненое литое серебро. 
   Пять пар очков вооружают зренье, 
   Нетороплива чуткая рука. 
   В глазах - любовь, а в сердце - вдохновенье, 
   Крылатое, как в небе облака. 
   Придя к нему, вы увидали б сами, 
   Что мастер верен до конца себе. 
   Спины не разгибает он часами, 
   Чтоб новый знак родиться мог в резьбе... 
   Чтоб дольше жить могло стихотворенье, 
   Учусь, друзья, то весел, то суров, 
   Иметь я кубачинское терпенье, 
   Взыскательность аульских мастеров.

Расула я увидела, когда Грузия праздновала 250-летие со дня рождения Давида Гурамишвили. На юбилейных торжествах он произнес яркую и образную речь и прочел стихи о Давиде. Вся Грузия тогда говорила о Расуле. А встретилась я с ним впервые в 1960 году в Москве во время декады дагестанского искусства и литературы.

Потом было много встреч и в Махачкале, и в Тбилиси, и в Ленинграде, и в Москве. В 1962 году он подарил мне свою замечательную книгу "Высокие звезды" с автографом: "Славной горянке моих гор, прекрасной дагестанке, чья судьба очень дорога мне".

Восхищенная поэзией Расула, я задумала отразить и его тему в своем творчестве. Тоже были долгие поиски...

Выбор остановился - на обложках.

Композиция обложки к "Моему Дагестану" выглядит так: на переднем плане ограда и ворота, а за ними вздымается к небу, как многоэтажное здание, горный аул. За ним - альпийская природа. Все это изображено техникой перегородчатой эмали. Господствует кобальтовый цвет - синий. Он испокон веков полюбился горцам. Именно синим цветом красят в горах балконы, стены кунацких комнат.

Солнце над Дагестаном - такова композиция обложки к книге "Письмена".

Однажды в беседе с Расулом зашел разговор о героическом прошлом дагестанских горцев. Расул спросил:

- А не приходила ли на ум тема Шамиля?

- Приходила,- призналась я.

- Ну и что?

- Трудная тема.

- Попробуй изобразить орден Шамиля. Ведь это граверная работа.

Разговор этот запал в память.

В краеведческом музее я нашла орден и выгравировала. Да, действительно получилась отличная граверная работа!

Но образ самого Шамиля! Велик соблазн создать его.

В одну из поездок в Дагестан я отправилась в те дальние горы, где воевал Шамиль.

Когда-то аул Ашильта был резиденцией имама. Неожиданно я встретила там одного из потомков Шамиля. Он подарил мне глиняную чашу, из которой пил Шамиль воду, и газырь имама. Ашильтинец показал мне развалины сакли Шамиля, а потом мы с ним поднялись на вершину легендарной горы Ахульго, где долгие месяцы шли кровопролитные бои с царскими войсками.

30. Портрет Шамиля. Техника: перегородчатая эмаль, чернь. 1963 г.

Услышала я много рассказов о смелости и храбрости доблестного предводителя горцев. Он для меня стал символом свободолюбия и мужества.

Образ Шамиля я тоже задумала в технике перегородчатой эмали, на серебряной пластинке. В 1969 году этот портрет я привезла в Махачкалу.

Кубачинцы славили и славят на "поющем" металле имя великого Ленина.

Еще в феврале 1921 года дагестанские ходоки, будучи на приеме у Ленина, вручили ему вместе с другими подарками подстаканник и портсигар кубачинскои работы. На серебре портсигара было выгравировано: "Любимому вождю Ильичу от дагестанской бедноты".

Авторами этих произведений были братья Абдулла и Бахмуд Топчиевы.

Ленин, как известно, не курил, но, по воспоминаниям Марии Ильиничны, хранил этот портсигар в своей квартире.

В последующие годы образ Ильича все чаще стал входить в творческую "палитру" кубачинцев. Насколько родной и сердечной стала ленинская тема у моих земляков-мастеров, образно выразил поэт Сулейман Рабаданов. Герой стиха - слепой кубачинец изобразил резцом прекрасный портрет Ильича, хотя

 Ни разу мастер не был рядом, 
 Не видел Ленина, слепой. 
 Но смотрит вождь орлиным взглядом 
 С его творенья, как живой.

У нашего писателя-кубачинца Ахмедхана Абу-Бакара есть такой рассказ:

"В один из первых годов Советской власти к кубачинскому мастеру обратился некий иностранный турист:

- Вот ты вырезаешь из слоновой кости барельеф Ленина. Я понимаю, это огромный труд, требующий нечеловеческих усилий, и, видно, ты работаешь над этим два месяца...

- Два года.

- Тем более... Вот скажи, какую ты ждешь за это благодарность?

- Это я благодарю его! - сказал мастер, показывая на барельеф Ленина".

Да, кубачинцам, как и всем добрым людям, дорог образ Ильича. Вдохновенно трудились над дорогим образом наши даровитые мастера.

А я? Что я сделала?

Эти вопросы пришли ко мне, когда я стала зрелым мастером. До этого-то я и думать не смела...

Живописцам проще - на холсте можно "размахнуться" во всю ширь. А у нас, прикладников, возможности ограничены - металлическая пластинка и штихель. Причем, ограничены и мои личные возможности - мои предшественники уже использовали наиболее выразительные средства, а повторять - не годится.

Когда я обратилась к друзьям за советом по ленинской теме, ничего нового они и не высказали, а лишь говорили, что не надо повторять уже сделанное другими, что тема очень ответственна и нельзя ее решать "в лоб".

Да ведь я и сама это знаю! Мне нужен какой-то просвет в этих истинах!

А потом поняла: "просвет" - то я сама должна найти. Я должна уподобиться тому слепому мастеру Сулеймана Рабаданова, который сердцем своим создал образ "вождя с орлиным взглядом".

Да, я ходила по музеям, по мастерским художников. Потом пошла в филиал Музея В. И. Ленина, в библиотеку, просматривала журналы, статьи.

В филиал ленинского музея в Тбилиси поступила точная

копия чернильного прибора унцукульцев, преподнесенного Ильичу в феврале 1921 года.

Это меня заинтересовало. Прибор сделан прикладниками, да еще дагестанскими! До мельчайшего штриха я изучила то, что сделали мастера насечки по дереву из Унцукуля.

Но тоже - не то! Не повторять же!

В 1968 году, возвращаясь с международного симпозиума в Чехословакии, я остановилась в Москве. Пошла в Министерство культуры. Там я поделилась трудностями поисков образов к ленинской теме с заведующей отделом искусств Зинаидой Алексеевной Литвиновой. Она мне сказала:

- Вы, Манаба, правы. "Лобовое" решение не годится. И не годится гербовое изображение. Но декоративность, чем и подкупают прикладники, нужна. Народность нужна!

И я там же, в Москве, набросала декоративное, орнаментальное оформление обложки книги "Биография Владимира Ильича Ленина". Показала дирекции Центрального музея В. И. Ленина. Там посоветовали, чтобы меньше было "нарядности" и больше выразительной строгости и скромности.

Вскоре получила телеграмму от Расула Гамзатова: в Ленинграде проводится неделя искусства и литературы Дагестана, и я включена в число участников.

Дни за днями - встречи с ленинградцами закончились. Я решила остаться в городе Ленина, чтобы своими глазами увидеть ленинские места. Ленинградская художница Елена Григорьевна Шейр охотно согласилась сопровождать меня. Начали с "Авроры", потом поехали к особняку Кшесинской, с балкона которого выступал Ильич. Стоял крепчайший мороз. У дворца Кшесинской мой фотоаппарат "замерз" и перестал щелкать. А пальцы перестали гнуться. Елена Григорьевна стала растирать мои руки снегом...

На другой день мы были в Разливе. Там я тоже снимала.

Домой вернулась спустя месяц. Проявила пленку, отпечатала. Разложила на столе все фотографии. Стала искать по ним решение темы.

Но снимки ничего не подсказали... И тут поиски не удались.

- Декоративность,- вспомнила я совет Зинаиды Алексеевны.

Да, не памятники, которые уже всем известны, а декоративность - вот в чем решение темы.

Я начала гравировать медальон. В кубачинский и грузинский орнаменты внесла даты: день рождения и день смерти Ильича. Медальон вырисовывался в общем неплохо.

Но только ли этим медальоном решать грандиозную ленинскую тему? Мне показалось, что я нашла слишком мелкий подход. Начала медальон обрамлять орнаментом и чеканкой с воспроизведением ленинских мест в Ленинграде. Конечно, воспроизвела их условно. Но это показалось "лобовым" решением.

В конечном итоге я вычеканила и отгравировала три декоративных блюда с орнаментированными ленинскими датами. Орнамент применила и черневой и горельефный.

Четвертое произведение из моей скромной Ленинианы - обложка к книге "Биография Владимира Ильича Ленина" в технике перегородчатой эмали:

Одно из блюд было выставлено в Эрмитаже, остальные - на Грузинской республиканской выставке и на Всесоюзной.

Но ленинскую тему считаю незаконченной.

...Здесь мой рассказ лишен хронологической последовательности. Я тут старалась рассказать об эпизодах моей творческой жизни, которые оставили глубокий след. За это время я сделала и многое другое. Трудно даже пересказать, сколько было задумано и решено других произведений. Это и декоративно выполненные музыкальные инструменты, национальные (дагестанские и грузинские) сосуды, и множество колец, колье, браслетов и целых гарнитуров - женских украшений. Всего не перечислишь. Лучше я перечислю, в каких конкурсах и выставках я участвовала. Там будут указаны и сами произведения.

Пусть читатели простят за то, что этот перечень будет приведен в сухой документальности,

В 1954 году я принимала участие в конкурсе, организованном Грузпромсоветом. Представленная на конкурсе работа (браслет) была отмечена премией.

В 1957 году на конкурсе, организованном Министерством культуры Грузинской ССР к предстоящей декаде грузинского искусства и литературы в Москве, мною был представлен настольный блокнот с национальным орнаментом - чернь, глубокая гравировка. Блокнот был удостоен первой премии.

20. Конфетница 'Вача-ашак'. Техника: чернь, глубокая гравировка. 1959 г.

В том же году принимала участие в международной выставке в штате Оклахома в США, где экспонировались мои работы - национальный музыкальный инструмент чунгури, кулон, пудреница и женский гарнитур (браслет и кольца), выполненные филигранной техникой и чернью с гравировкой.

В 1958 году на декаде грузинского искусства и литературы в Москве были представлены мои работы: кувшин с национальным орнаментом, браслет, чунгури, медальон, настольный блокнот.

На Всемирной Брюссельской выставке в 1958 году экспонировались турий рог в серебряной оправе глубокой гравировки и женские украшения.

В том же 1958 году на выставке, посвященной 1500-летию города Тбилиси, экспонировались ваза с сюжетами легенд об основании Тбилиси и кинжал с резьбой по слоновой кости.

В 1959 году на выставке молодых художников в картинной галерее Грузии экспонировались сосуд азарпеша с национальным орнаментом и пиала. В том же году на Выставке достижений народного хозяйства СССР экспонировалось чеканное блюдо глубокой гравировки.

26. 'Азарпеша'. Техника: чернь, филигрань, камни. 1956 г.

В Нью-Йорк были отправлены большой рог и кинжал в серебряной оправе с чеканкой.

В 1960 году на выставке работ женщин-художниц, посвященной 50-летию Международного женского дня, были представлены мои произведения: декоративное блюдо пунсонной работы, женский туалетный набор из перегородчатой эмали, чеканное блюдо с изображением бегущей лани.

47. Декоративное блюдо 'Изобилие'. Техника: чернь, глубокая гравировка. 1960 г.

В 1960 году приняла участие в дагестанской декаде искусства и литературы в Москве. Были экспонированы: женский туалетный гарнитур из 5 предметов и обложки книг дагестанских поэтов (ореховое дерево с серебром и национальным орнаментом). На Выставке достижений народного хозяйства СССР в том же году экспонировались винный сервиз орехового дерева с серебром и национальным орнаментом, ваза с национальным орнаментом, кольца эмалевые, кула - сосуд для вина.

39. Женский туалетный гарнитур 'Лейла'. Техника: чернь, глубокая гравировка, гуашь, рог. 1957 г.

На выставке в картинной галерее Грузии, посвященной 43-й годовщине Великого Октября, экспонировались женские туалетные гарнитуры из эмали и чеканное блюдо.

В 1961 году на Всесоюзной выставке первых образцов художественной промышленности "Искусство и быт" экспонировалось около 30 моих работ: брошь из перегородчатой эмали, гарнитур (браслет с кольцом, перегородчатая эмаль с чеканкой), женский гарнитур (чернь с глубокой гравировкой), кулон и другие.

42. Брошь и кольца. Техника: выпиловка, зернь. 1962 г.

43. Брошь 'Чика'. Техника: чеканка, эмаль с зернью. 1971 г.

В 1962 году на выставке в картинной галерее Грузии были представлены национальный кувшин с глубокой гравировкой и женский туалетный гарнитур.

В том же году на осенней выставке в Музее искусств Грузии экспонировались: чеканная тарелка, портрет Шота Руставели из перегородчатой эмали, браслет с портретами царицы Тамары, кулон.

В 1963 году на выставке в картинной галерее, посвященной Международному конгрессу женщин, были показаны: блюдо с национальным орнаментом, кула и кулон с камнями и зернами. Участвовала также в Передвижной выставке передвижного искусства в Литве, в Вильнюсе. На выставке прикладного искусства и графики Грузии на ВДНХ в Москве были представлены: винный сервиз (дерево, обрамленное серебром и чернью с гравировкой), кинжал (серебро со слоновой костью).

31. Винный сервиз 'Сурухе'. Техника: чернь, глубокая гравировка. 1962 г.

В 1964 году на Международный конгресс мод в Москву были отправлены из моих работ три комплекта женских украшений с керамическими вставками.

21. Декоративный кувшин. Техника: чернь, гравировка. 1964 г.

Ведя практический курс златокузнечества в Тбилисской академии художеств на факультете декоративно-прикладного искусства, я принимала участие во всех выставках, организованных академией в ее стенах. Там же, на выставке технической эстетики, экспонировались: кинжал, женский гарнитур, блюдо, колье, сура. Выставка была приурочена к Всесоюзному совещанию по технической эстетике. Участвовала в выставке, организованной Государственным музеем Грузии по случаю Всемирного конгресса этнографов, где были экспонированы серебряная пластина, исполненная по мотивам стихов Важа Пшавела, портреты Шота Руставели.

22. Кубок и пиала для вина. Техника: филигрань, гаварса, камни. 1964 г.

55. Декоративная пластина 'Тигр'. Техника: чернь на гладком фоне

В 1965 году, на выставке "На страже мира" экспонировался "мирный" кинжал в серебряной оправе (глубокая гравировка с чернью). На клинке серебряная насечка: "В память героев, павших при защите Кавказа".

18. Роги для вина 'Тур'. Техника: чернь, глубокая гравировка. 1952 г.

В 1966 году на выставке "Искусство чеканки и керамики Грузии" в Москве были экспонированы женские туалетные гарнитуры, чеканное блюдо с бегущей ланью, панно "Горный аул". На выставке, посвященной 800-летию Шота Руставели, на грузинской ВДНХ экспонировались семь экземпляров "Витязя в тигровой шкуре" с моими серебряными переплетами, с различными композициями и разной техникой (перегородчатая эмаль, финифть, выемчатая эмаль, чеканка, гравировка по черни). Той же теме была посвящена выставка в Академии художеств. Там широко было представлено мое творчество, связанное с именем гениального автора "Витязя в тигровой шкуре". Экспонаты были оставлены для постоянной экспозиции академии.

32. Портрет Шота Руставели. Техника: перегородчатая эмаль. 1962 г.

В 1967 году - Весенняя выставка в Тбилиси. Экспонировались медный декоративный сосуд нукьнус, браслет и кольцо. На ЭКСПО-70 в Монреале были представлены чеканное блюдо, женский гарнитур, пиала (дерево с металлом).

23. Кувшин для ликера. Техника: чернь, гравировка. 1967 г.

1968 год. Республиканская выставка "50-летие Советской власти в Грузии". Были выставлены: сура (серебро с геометрическим орнаментом) и гарнитур. В том же году приняла участие в первом Международном симпозиуме ювелиров в Чехословакии, в городе Яблонце, где была организована моя персональная выставка, на которой были представлены 40 экспонатов.

На Всесоюзной выставке декоративного искусства в Москве, посвященной 50-летию Советской власти, были выставлены сура, пиалы, блюдо и 4 книги "Витязя в тигровой шкуре" в различной технике: чернь, глубокая гравировка, перегородчатая эмаль, чеканка и др. Участвовала в выставке, посвященной 150-летию со дня рождения грузинского поэта Н. Бараташвили. Экспонировалась книжка с обложкой из перегородчатой эмали, а листы - серебряные, на которых выгравирован весь текст поэмы "Мерани".

Приняла участие в неделе искусства и литературы Дагестана в Ленинграде, где были экспонированы: женский гарнитур из 4 предметов, колье, браслет, серьги, кольцо, женский туалетный прибор из 5 предметов (техника традиционной дагестанской гравировки). В том же году участвовала в днях грузинского искусства и литературы в ГДР. В Берлине экспонировались: кинжал, пиала, женский гарнитур и 4 книги "Витязя в тигровой шкуре". Участвовала в выставке искусства Дагестана в Музее восточного искусства в Москве. Экспонировались работы: обложки к книгам Р. Гамзатова "Мой Дагестан" и "Письмена" из перегородчатой эмали, кулон "Космос" в прозрачной эмали. На республиканской выставке, посвященной 100-летию со дня рождения В. И. Ленина, экспонировалось блюдо (эмаль, серебро).

В 1970 году на выставке дагестанского декоративного искусства в Ленинграде в Эрмитаже были экспонированы: светильник, обложки к книгам Р. Гамзатова "Мой Дагестан" и "Письмена", гарнитур "Космос" и медное чеканное блюдо из моей Ленинианы (перегородчатая и выемочная эмаль, чеканка, чернь и надпайка).

48. Блюдо 'Материнство'. Техника: чеканка, перегородчатая эмаль. 1967 г.

Мне также посчастливилось принять участие в различных международных выставках: в США, Франции, Турции, Египте, Бельгии, Японии, Австрии, ГДР, Югославии, Финляндии, Чехословакии.

Мои работы представлены в различных музеях страны: в Москве - в Музее искусства народов Востока, в Историческом музее; в Ленинграде - в Музее этнографии народов СССР; в Тбилиси - в Музее искусств Грузии, в Музее народного искусства, в Историко-этнографическом музее; в Махачкале - в Музее изобразительного искусства, в краеведческом музее.

Несколько моих работ находятся также в Яблонецком музее искусства в Чехословакии.

Далеко не все мои произведения были на выставках и далеко не все экспонируются на стендах музеев. Многие мои вещи находятся в частных собраниях. Многие я сама подарила близким мне людям, многое подарено официальным лицам и различным деятелям нашей страны и других стран.

Не могу не гордиться тем, что мое произведение - перстень - преподнесено в дар космонавту-2 Герману Титову. Может быть, именно после этого я вдруг задумала создать произведение на тему "Космос". И тут я опять должна признаться, что эта тема долго не давала мне покоя. Это ведь очень нелегко: решить на небольшой серебряной пластинке тему завоевания космоса.

Нелегко!

А что в искусстве решается легко?

Не все я рассказала о природе родного Кавказа, красота которого навсегда пленила мои чувства. Эта поющая, прославляющая жизнь красота окрыляла, вела меня, как поводырь, вперед, к неизведанному счастью творчества.

Однажды, идя по улице родного аула Кубачи, я вдруг увидела русскую женщину, робко пробиравшуюся по узкой улице. Кубачинцы рады всякому новому человеку. Обрадовалась и я. Мы с ней познакомились. Это была искусствовед Эльза Владимировна Кильчевская, автор двух книг об искусстве дагестанских умельцев. Мы пришли с ней в местность "Алжана Кулбе", туда, где мы еще девчонками приходили в пещеры вязать носки и соперничали в украшении своих первых изделий. Мы там с Эльзой Владимировной просидели до рассвета. Смотрели на Кубани и его красивые окрестности при заходе солнца, под серебристой луной и при заалевшем востоке.

- Как красиво! - восторженно воскликнула Эльза Владимировна.- Тут сама природа заставляет творить!

Заставляет!

А я так мало о ней написала...

А разве все высказано о моих добрых наставниках - о Ренэ Шмерлинг и Абдулжалиле Ибрагимове, о Давиде Цицишвили и Иродионе Сунгулашвили, о Ладо Гудиаш-вили?!

Федор Яковлевич Мишуков! Все ли я о нем сказала? И сотой доли нет. Он мне открыл глаза на необъятный мир русского прикладного искусства. Он мне показал сокровища, равных которым нет в мире. От него я узнала Андрея Рублева.

Можно было бы бесконечно рассказывать и о моих кубачинских наставниках.

Я, как завороженная, проводила по многу дней в стенах Третьяковской галереи и в Историческом музее в Москве, в Эрмитаже, в Русском и Этнографическом музеях в Ленинграде, в стенах Оружейной палаты Кремля. Это, пожалуй, не сравнить ни с какими академиями!

Я восторгалась бессмертными творениями живописцев, народных умельцев. Величие талантов ошеломляло меня. И звало... звало трудиться, искать, одолевать разочарования.

Меня учили и живые, и те, чей прах давно истлел в могилах.

В 1969 году, во время праздников грузинского искусства в Германской Демократической Республике, я второй раз побывала за границей. И сбылась моя давняя мечта - увидать сокровища Дрезденской галереи. Я увидела Сикстинскую мадонну Рафаэля... нет, не найду слов, чтобы выразить... Нет, не похвалу художнику, а состояние моих чувств. Сотни лет уже нет среди живых этого чародея-художника, а он все еще потрясает умы и сердца.

35. Колье 'Луна'. Техника: зернь, гаварса. 1969 г.

Размышляя об этом, о будущем, я задумалась вот над чем.

Над ролью музеев. Эти хранилища творчества всемирно известных и безымянных мастеров облагораживают сердца, учат дерзаниям, поискам совершенства.

Еще очень мало я сделала, но вдруг пришла на ум дерзновенная мысль: а ведь и я могла бы кое-чему учить, звать к поискам и находкам.

Я бы показала любимые свои работы: кинжал с чернью, эмалевый портрет Шамиля, обложки к книгам Расула Гамзатова "Мой Дагестан" и "Письмена", книги Шота Руставели "Витязь в тигровой шкуре", оформленные мной с огромным старанием и любовью, обложки к произведениям Важа Пшавела и Николоза Бараташвили, женские туалетные приборы, украшенные орнаментами, пришедшими ко мне от предков из глубины веков, и другими произведениями, которые в уме и сердце, но еще не легли на пластины серебра.

49. Блюдо 'Дружба'. Техника: чеканка, эмаль перегородчатая. 1972 г.

Ведь это была бы еще одна школа, обучающая мастерству.

И еще одна мечта: чтобы у меня была бы мастерская. Работала бы я там, спокойно стучала молоточком, плавила бы чернь и эмаль, не мешая детям делать уроки...

Думаю, что мастерская будет. А если будет, мне представятся лучшие возможности для воплощения замыслов.

Их много. Они волнуют.

Множество тем не дает мне покоя. Разве не тема - героика гражданской и Отечественной войн?

Шота Руставели, Николоз Бараташвили, Важа Пшавела - нет, и тут тема не решена до конца, не исчерпана. Буду и буду работать над этими пленительными образами.

Ищу и все еще не могу найти решение темы "Мой родной аул Кубачи".

Совсем другим стал аул. И люди стали другими.

Раньше горцы довольствовались обучением чтению корана у муллы, не понимая смысла прочитанного. Так было в горных аулах до революции. Сейчас в Кубачах есть средняя школа, все дети учатся. Многие, окончив школу, продолжают учебу в городах - в высших учебных заведениях.

Кубачинская средняя школа носит имя покойного первого кубачинского профессора А. Алиева, известного геолога, члена-корреспондента Академии наук Азербайджанской ССР, бывшего ректора Дагестанского государственного университета им. В. И. Ленина.

Многие кубачинцы вошли в ряды ученых, инженеров, врачей, педагогов.

Все это очень хорошо. И хорошо, что строятся в ауле дома из пиленого камня, под железными и шиферными крышами.

Все это хорошо.

Но не могу я не любить и старину с легендами о "стране Зирехгеран". Ведь она и сейчас питает творчество и мое, и кубачинских мастеров. И меня до сокровенных глубин души волнует задача - запечатлеть величие Кубачей. Как это сделать? Каким штихелем, каким орнаментом, какой эмалью запечатлеть это, сделать памятником для потомства?

На эти поиски уйдут годы.

И еще мечта: штихелем, чернью, эмалью запечатлеть знамение времени - завоевание космоса. Благороднейшая тема. Она очень ясна, понятна, прозрачна. Но попробуйте-ка крохотным штихелем, на пластинке серебра воплотить эту бескрайне, безмерно огромную тему. Веками будут славить люди первого гражданина Вселенной, нашего советского человека Юрия Гагарина, первую женщину в мире, нашу советскую женщину Валентину Терешкову, дерзнувшую подняться выше неба. Разве художник, если он живет думами и чувствами современности, может пройти мимо этого?

Еще в 1959 году, когда наша страна запустила на Луну ракету с вымпелом, мною завладела тема космоса. Год спустя я сделала блюдо глубокой гравировки на эту тему. А позже, когда советские космические корабли начали бороздить звездные пространства, когда весь мир узнал о Гагарине, Титове, Терешковой, я задумала колье "Космос". Задумала и другие работы, в которых поливная эмаль смогла бы как можно приближеннее отобразить объемное пространство. Но, к сожалению, многие попытки не увенчались успехом. Эмаль на ровной плоскости трескалась, отлетала кусками. Не помог мне и легкоплавкий металл. Решила сделать сетчатую поверхность. Однако и тут получилась лишь эмаль на геометрическом орнаменте - и никакой "космической" пространственности…

36. Колье 'Космос'. Техника: гаварса, поливная эмаль. 1965 г.

Всем, кому я это колье показывала, работа понравилась. А я, наоборот, огорчалась: не нашла темы своего истинного воплощения. Но сдаваться или продолжать поиски?

Продолжать!

Через два месяца я взялась за новое колье. Я вспомнила о "поющем" металле. Нас всегда пленяет музыка, мы живем среди слышных, а порой неслышных ритмов - ведь всюду существует, "живет" гармония. Она, эта гармония, характерна и для "жизни" космоса. Однажды я прослушала радиопередачу о великом Бахе. Мне запомнился его "Менуэт". Музыка не только очаровала, но и настроила на какой-то новый лад, на искания. Пусть моя новая работа будет тоже "музыкальной". Пусть не будет слышно звуков, но краски, орнаменты, ритмы должны звучать.

Я мать и хозяйка. Надо выполнять и свои непосредственные материнские обязанности, и садиться за серебряную пластинку и брать штихель. А это приходит только перед полночью. И вот так, когда дети уснули, когда остался день забот позади, сидишь, обдумываешь, "копаешься" штихелем. Ночами, под звездным, полным тайн небом я и томилась над решением задачи.

Тут трудно объяснить человеку непосвященному, сколько пошло сил, времени и старания на экспериментирование, на поиски наиболее эффектных вариантов. Непосвященному трудно понять, что значит найти наиболее легкоплавкий состав, что значит добавить к эмали флюс, как найти именно такой цвет эмали, чтобы была и прозрачность и пространственность. Мои эксперименты были направлены на то, чтобы эмаль так "заиграла", чтобы было видно лунное небо и чтобы проглядывали необъятные просторы Вселенной. Применила я, кроме эмали, еще и сусальное золото, различные лаки. Саму эмаль я преподнесла по форме и прозрачности в виде глаза, смотрящего во Вселенную. Этот "глаз" поместила в орнаментальное обрамление. И колье получилось выразительным. Оно и смотрелось и звучало. Тема была решена.

Новое колье "Космос" экспонировалось на выставках в Москве, Ленинграде, Чехословакии, в Польше. Цель как будто бы достигнута. Однако не могу смириться с тем, что "космическая" тема решена. Еще много и много буду работать. Творческое успокоение еще не пришло. И, наверное, не придет.

Вся жизнь - в поисках. В этом я вижу суть творческих радостей. Искать и искать. Ищущий найдет. И если мы, мое поколение, не найдем вершин искомого, за нас доделают, найдут будущие хабичу уста. Мой аул должен остаться средоточием великого, традиционного мастерства. Я верю, что нам на смену придут новые и новые мастера с еще более твердой рукой и с еще более острым штихелем. Они превзойдут нас.

В добрый путь, наследники!