Нет добра без худа

Сергей Иванович не считал нужным делиться своими планами. Когда я его однажды попросил растолковать происхождение гранитов и объяснить, почему их так много в Забайкалье, он ответил:

- Дело это и сложное, и ложное. Сложное - потому что и поумнее нас люди спорят и ничего окончательно не решили. А ложное - потому что каждому юному геолуху хочется все сразу разъяснить, взяться за проблемы глобальные. А лучше прежде решить клопальные, мелкие, такие надоедливые. Присматривайся, учись, накапливай факты. Глядишь - кое-что начнет проясняться. Не спеши, самого себя не обгонишь.

Такое объяснение у кого хочешь отобьет охоту задавать вопросы. Уж лучше валяться бревном в кузове и свободно придумывать, что тащит тебя в коробке под мышкой людоед. Вот он останавливается, урчит, предвкушая закуску. Сейчас вытряхнет из коробки...

- Просыпайся, приехали, курорт!

Посыпанные нетоптаным снегом дорожки ведут в дощатое двухэтажное здание. Еще постройки. Перед нами маленькая будка. Из нее торчит труба. Из трубы течет вода. Возле - ледяные натеки. Вывеска: «Дом отдыха Кука». Перед словом «Кука» какой-то остряк мелом поставил букву «с».

Испили минеральной воды из трубы, похожей на испорченный водопровод, и покатили дальше...

- Просыпайся!

Перед нами грязно-серая гора. В склоне чернеет пасть штольни. Из нее торчат два рельса - два блестящих зуба. Они тянутся к осыпи пустой породы, извле­ченной из недр горы.

Поднимаемся по каменистой дороге. Настроение у Сергея Ивановича хорошее.

- Пор-фиро-видный гранит...- Он дробит слово на части, и смысл сразу не разберешь.- Знаешь?

- Угу, - отвечаю.

Беру у него образец. Держа молоток на весу неподвижно, бью по нему камнем. Откалываются плоские обломки.

Псрфировидный гранит узнать не очень трудно (особенно когда тебе его показывают и называют). В нем из общей массы мелких зерен выделяются крупные, добротные кристаллы. Вот и здесь серые кубики полевого шпата тотчас бросаются в глаза.

- Везде, дружок, идет борьба за жизнь и за жилплощадь, - рассуждает вслух Сергей Иванович.- Даже среди минералов. Пока магма горяча, все минералы варятся в коммунальном котле. А как варево станет остывать, тут уж кто жаростойкий, тот пораньше выберет себе местечко, затвердеет. Пока другие, жидкие, текут и изменяются, эти знай себе отхватывают жилплощадь и пользуются всеми благами. А когда другие опомнились, пришлось им тесниться. Вот и получилась основная масса кварца - мелкие зернышки, только в мелкоскоп разглядишь.

Не хочется думать, что эти красивые кристаллы выросли нахально, за счет других.

- Дайка! - кричит начальник.

Непонятно. Чего он просит? Он снова:

- Дайка! - Усмехается, видя мою растерянность.

Я злюсь на себя. Сразу не разобрался. Из склона выпирает глыба. Вокруг мелкозернистые граниты, а здесь что-то иное. Отдельные крупные зерна. Это дайка - трещина, по которой прорвались некогда снизу магматические породы.

Иду за Сергеем Ивановичем; обрабатываю обломки - из его рук; заполняю этикетки - с его слов; топаю - по его стопам. Где уж тут шлифоваться каким-нибудь неповторимым граням моего характера и разума!.. Оставайся мелким и неоформленным!.. Справедливо?..

- Уж больно ты грейзен, как я погляжу! - говорит Сергей Иванович камню, который держит в руках. Камень, осыпанный слюдой, сверкает, как елочная игрушка.- Узнаешь? Старый приятель. Именно приятель. С ним, брат, множество приятные вещей. И полезные ископаемые!

Обволокли нас белые сырые облака. Мы поднялись выше - к солнцу. Сели отдохнуть. Сергей Иванович что-то рисовал и записывал в своем полевом блокноте, сверяясь с картой. Заметив мое любопытство, сказал:

- Интересуешься? Ну-ну. Это полезно. На, почитай на досуге, - и протянул мне схему.

Что ж, прочесть его рисунок можно. Здесь - место встречи трех гранитоидов, которые слагают гору. Между ними - резкая граница. Значит, они образовались обособленно.

А вот, на севере, зона грейзенов.

- Грейзен в порфировидном граните, - заметил я.- Гранодиорит не изменен. Стало быть, он моложе.

- А вот, быть стало, наоборот, - усмехнулся начальник.- Гранит моложе. Если изволите припомнить, когда мы отбирали образцы гранита, то ближе к контакту зёрна его мельчали. Значит, что-то охлаждало его пыл. Вы­ходит, он нагрянул сюда раньше и успел остыть.

М-да, попробуй тут прочесть... Во всяком случае, кварцевые жилы - трещины, заполненные кварцем и другими минералами, среди них и вольфрамитом, - моложе всех гранитоидов, потому что прорезают их. А дайки кварцевых порфиров еще моложе, потому что прорезают даже жилы.

- Вот тебе скорологическая геоговорка: вода жилу заложила, жила воду изжила. Складно? Повторяй, если хочешь угодить Анатолию ибн Александру. Вода теперь - вещь модная. А я - с давней поры держусь за газы и пары. Дыхание магмы. По-нашему, по-русски, значит, - пневматолиты. Магма вторгается снизу, верно? Газы и пары - пневмы, то есть она изрыгает? А куда им деваться? Вот они и забивают трещинки. Тут тебе и кварц, и копаемые ископаемые. Просто и понятно, верно?

- Верно.

- А на самом-то деле все не просто и не понятно.

Мы спустились в облачную муть, и когда она поредела, внизу открылся белый склон. Из облака над нашими головами сеялся мелкий снег.

- Вот тебе и Белуха! - сказал Сергей Иванович.- Не зря так назвали.

...И снова покатилась назад дорога, и снова вцепился в меня своими когтями холод, и снова по системе йогов погрузился я в раздумья и воспоминания, пере-

ставая замечать мелкие неприятности и выдумывать крупные...

...В Забайкалье расстояния измеряются сотнями километров. Мы постоянно колесили по каменистым дорогам в сопках, по пыльным и плоским степям, по невысокой, но вечно какой-то взлохмаченной тайге, после прогулки в которой надо тщательно осматривать одежду.

Однажды вечером, залезая в мешок, я почувствовал, будто у меня на животе взрезан кусок кожи. Утром поглядел - это впились два клеща, залезли в мою плоть с головами. А вокруг - вздутие и цвет кожи желтоватый.

Осторожно вырезал злодеев. И стал ждать развязки. В мае клещи особенно ядовиты, могут заразить энцефалитом. А от него, как говорят, в лучшем случае умрешь.

Сергею Ивановичу никакого дела до моей близкой кончины не было. И от этого росла моя горькая жалость к самому себе.

С глубокой печалью разглядывал я желтый желвачок, оставленный клещами, и особенно горько жалел своих родных, которые меня должны потерять.

Прошло несколько дней, и страхи мои развеялись. Но осталась некоторая крохотная перемена. Временами, когда начальник распекал меня, или гонял на осыпи, или блаженствовал, как мне казалось, в кабинке, пока я стыл в кузове, наплывала истина: какая все это ерунда! Как бестолковы такие обиды, когда - самое главное! - тебе открыто и небо, и сопки, и дороги, и Забайкалье, и вообще вся жизнь!