Самый крупный осколок ядра Тунгусского метеорита находится не в Государственном геологическом музее имени Вернадского, как можно было бы предположить. И не в Минералогическом музее имени Ферсмана, коллекция которого является одной из лучших не только в России, но и в мире. Этот осколок лежит в стареньком школьном сейфе в небольшом городке Красноярского края. Его владелица – директор школьного музея, учитель истории и руководитель поискового отряда Лидия Коршунова.
– Лидия Артёмовна, как к вам попал этот раритет?
– Его нашёл мой муж. Дело было очень давно – в 1979 году. Он обнаружил достаточно большой кратер недалеко от реки Кан и достал оттуда несколько зелёных стекловидных камней. Их там была целая россыпь. До 1996 года, пока мы не переехали в Сибирь, об этих камнях никто не вспоминал. Мы жили на Дону, в Волгоградской области. Когда началась первая чеченская война, наш военный городок собрались эвакуировать. Тогда муж и предложил переехать к нему на родину – в Красноярский край. Как только наша семья оказалась на новом месте, я занялась изучением окружающей природы. Я человек увлекающийся и сидеть без дела не могу. Начиталась академика Ферсмана, узнала, что здесь много пегматитовых жил, в которых находят изумруды. И я поначалу решила, что камни, которые 30 лет спокойно пролежали в аквариуме, – это они и есть. Очень, кстати, обрадовалась…
– И как же выяснилось, что камни не драгоценные?
– Я пошла к красноярским геологам. Они долго рассматривали эти камни и говорят: «Очень похоже на стекло. Но структура совершенно другая. И плотность очень высокая. Надо проводить анализы». Я встречалась со многими учёными, и все они сказали примерно то же самое. В итоге я нашла лабораторию, где сделали спектральный анализ этих образцов. Сравнили его со спектральным анализом обыкновенного бутылочного стекла. Звонят мне и недоумевают: «Похоже на стекло, но состав элементов совершенно другой. В вашем образце в десятки раз больше тяжёлых металлов». Я начала искать нужных специалистов через интернет.
Мне подсказали, какие ещё нужны анализы. В итоге образцы отправили в Обнинск, а затем в Москву. Оказалось, что в них действительно очень высокое содержание тяжёлых металлов, самородного железа и других «космических маркеров». Образцы определили как осколки метеорита, даже дали нам соответствующий документ. В московском Институте палеонтологии в наших камнях нашли стримергласы – останки примитивных форм жизни, напоминающих морские губки. Подобные организмы – радиолярии – жили на земле миллионы лет назад. Их следы находят в пузырьках тектитов – сгоревших в атмосфере осколков метеоритов.
– Получается, что ваш камень служит косвенным подтверждением теории панспермии – космического происхождения жизни на Земле. Вы сами как к этой теории относитесь?
– Я её сторонница. Думаю, что жизнь зародилась не на Земле, а была занесена сюда из космоса. Я вообще не дарвинист. У меня большие сомнения в том, что обезьяна может эволюционировать до человека. Скорее уж мы деградируем до шимпанзе…
– А благодаря чему вы решили, что камни, которые вы нашли, – это осколки именно Тунгусского метеорита, а не какого-нибудь другого?
– Я показывала образец Евгению Валентиновичу Дмитриеву, специалисту по метеоритам, с которым мы впоследствии не раз бывали на месте Тунгусской катастрофы. Он, кстати, один из создателей станции «Мир» и ракет «Протон». Так вот, Евгений Валентинович сравнил анализы тектитов, взятых в районе падения Тунгусского метеорита, и наших камней. Совпадение было почти полным. Кстати, он и дал название нашему минералу – «канскит», в честь реки Кан, где он был найден. Я связывалась практически со всеми учёными, которые работали в районе падения Тунгусского метеорита. Это позволило сделать вывод о том, что наш камень – это либо осколок Тунгусского метеорита, либо его орбитальный попутчик.
– А купить этот камень вам предлагали? Он ведь оказался крупнейшим из найденных осколков Тунгусского метеорита, по крайней мере, пока…
– Да, предлагали один раз. Это было около 5 лет назад, тогда мы только-только начинали исследовать наш образец. В то время в зоне падения метеорита, на озере Чеко работали итальянские учёные. И однажды мы получили письмо из Италии, в котором мне предложили продать осколок за 3 миллиона долларов. Мы с директором школы вместе прочли это письмо и решили, что это шутка. На тот момент у нас даже документов не было, которые подтверждали бы, что это действительно метеоритный осколок. Были только догадки, а их, как говорится, к делу не пришьёшь…
– И больше предложений не было?
– Пока нет. Но после того раза директор школы убрала камень в сейф, где он сейчас и хранится. Когда в нашем школьном музее проводятся выставки, посвящённые Тунгусскому метеориту, мы его достаём и включаем в экспозицию. Помимо этого камня, у нас много тектитовых шлаков, пемз. Каждый год мы собираем новые образцы, география этих находок позволяет составить представление о дальности разлёта осколков метеорита. У нас есть коллекция тектитов со всей страны – благодаря тому, что мы дарим какие-то образцы другим музеям, а они дарят образцы нам. Можно сказать, что мы создали музей тектитов – возможно, единственный в мире.
– А крупные московские музеи не просили передать осколок им?
– Мы им подарили несколько камней, только помельче. Себе оставили только самый крупный. Непонятно, кому его передавать. Сейчас даже Академия наук подвергается реорганизации, метеоритами в стране практически никто не занимается… Кроме того, я считаю, что этот осколок – достояние нашего региона. Тунгусский метеорит – наш, красноярский бренд, и будет логично, если и крупнейший его осколок останется в Красноярском крае.
– Простите за нескромный вопрос, но ваша семья не настаивает на том, что осколок надо продать? Деньги ведь никогда лишними не бывают…
– Естественно, настаивает. Они ведь нормальные люди, в отличие от меня. Но я пока не хочу его продавать. Нужно продолжать исследования.