Белый мрамор

Не напрасно этот красивый, прочный, часто богато окрашенный материал издавна высоко ценится у всех народов. Уже одно то, что окраска мрамора исключительно изменчива, дает такое разнообразие в применении его для декоративных задач, что в этом с ним вряд ли может сравниться какой-либо иной материал. Помимо прочности и возможности добывать куски любых размеров мрамор является великолепным материалом для художественных работ главным образом благодаря трем своим свойствам: зернистости строения, допускающей выработку весьма тонких контуров и даже прорезную отделку частей, окраске его и способности легко принимать весьма совершенную полировку.

Мрамор во всех многочисленных разновидностях обладает совсем особым очарованием. Снежно-белый мрамор своей удивительной чистотой вызывает впечатление чего-то недосягаемо высокого. Нет другого материала на нашей планете, который обладал бы таким чистым белым цветом, сравнимым разве только со свежевыпавшим снегом. С другой стороны, черный мрамор со своим зеркальным блеском производит впечатление мрачного торжественного великолепия и мощи...

Скульптор С. Т. Коненков за работой над мраморной фигурой 'Юность'

От всякого мрамора веет холодом, даже если цвет его теплого оттенка; и это представление, вызываемое в нас чисто зрительным ощущением, является чем-то особенным, присущим мрамору и способным при известных условиях еще усилить обаяние его красоты.

Несмотря на свою твердость, мрамор, однако, весьма легко поддается обработке, так что в этом отношении с ним вряд ли может спорить какой-либо иной камень. Его можно обрабатывать резцом, пилой, сверлом, не опасаясь излома. Вследствие зернистости своего строения он не склонен давать трещины. Окончательная обработка пемзой придает чрезвычайную нежность поверхности, которую, кроме того, можно и отполировать, причем полировка получается весьма прочная и блестящая.

Для ваяния нет более совершенного материала, чем белый мрамор, в котором твердость сочетается с нежностью, а безукоризненная белизна кажется одухотворенной таинственной жизнью. Для фигурной скульптуры издавна применяется исключительно белый мрамор, хотя в античное время фигуры делались и из многих других сортов.

Выше всего ценился в старину в Греции белый пластинчатый мрамор с острова Пароса. В более же поздние времена наиболее ходовыми сортами для скульптурных работ являлись сахаровидные каррарские мраморы.

Паросский мрамор разрабатывался в горном массиве Марпесса. Это единственный мрамор, добывавшийся в древности в подземных ломках при искусственном освещении. Отсюда произошло и его название "лихнит". Зерном он крупнее пентеликонского мрамора, да и цвет его нельзя назвать чисто белым, он даже имеет легкий желтоватый оттенок, но зато слегка просвечивает и отличается нежным, бархатистым блеском. Благодаря этому отделанная поверхность его как бы теряет свою материальность, так как световые лучи проникают на большую глубину; и именно ввиду этого нет материала, более пригодного для изваяний.

Уже по одному тому, что добыча паросского мрамора была сопряжена с большими затруднениями, можно судить, как высоко он ценился в древности. Однако в период упадка Греции ломки были запущены, а затем и совсем забыты. Лишь в конце XVIII в. их вновь нашли французские путешественники, и уже в 1836 г. греческое правительство распорядилось возобновить разработку ломок.

К северо-востоку от Афин находится гора Пентеликон, из мрамора которой построены Парфенон, храм Зевса Олимпийского и бесчисленное множество других бессмертных памятников греческого искусства. Мрамор этот преимущественно молочно-белого цвета, и именно благодаря своему цвету он впоследствии ценился в Риме выше, чем блестящий желтоватый паросский мрамор или сахаровидный каррарский. Молочно-белый цвет пентеликонского мрамора изменяется, однако, в течение веков, и старинные изделия, например античные колонны, постепенно от атмосферных влияний приобретают великолепную золотисто-бурую патину. Часто в нем встречаются также прожилки зеленоватой слюды. Разновидность мрамора, в которой такие прожилки расположены густо, так что образуемые ими слои напоминают строение луковицы, называлась у римлян "чиполлино", что значит "лук порей".

Белый каррарский мрамор, месторождения которого находятся в отрогах Апуанских Альп, окружающих город Каррару, километрах в 15 от Средиземного моря, был найден впервые в царствование Августа. Уже в древности этот ценный мрамор добывался в трех выходящих к современной Карраре долинах, к которым ныне проведены железнодорожные пути, постепенно поднимающиеся на высоты Альп. Сверкающие карьеры производят исключительное впечатление по грандиозности белоснежных массивов, покрытых обломками скал и грандиозными осыпями, тянущимися от снежных вершин до знойных долин.

Издавна прекрасный мрамор богатейших каррарских ломок являлся важным предметом вывоза.

Спящий лев каррарского мрамора на террасе дворца в Алупке. Крым

Этим же замечательным материалом пользовались до открытия отечественных месторождений и наши русские ваятели. Знаменитые произведения М. М. Антокольского "Петр Великий", "Иван Грозный" и другие сделаны из каррарского мрамора. В Карраре существует основанная Наполеоном I академия скульптуры, имеются также многочисленные мастерские иностранных художников, предпочитающих производить обработку мрамора на месте, для уменьшения расходов по перевозке.

Высокая цена статуарных разновидностей перечисленных знаменитых мраморов (паросского, пентеликонского, каррарского) допускает применение их исключительно для художественно-скульптурных работ; для облицовки используются менее ценные сорта.

Вот что говорит о значении мрамора в итальянской архитектуре П. Муратов: "Старая Пиза до сих пор способна внушать благоговейное удивление потому, что до сих пор цела площадь на окраине города, где стоят созданные ее гением собор, Баптистерий, наклонная башня и Кампо-Санто. Другой такой площади нет в Италии, и даже венецианская Пьяцца не производит первого впечатления настолько же сильного, полного и чистого. Во всем мире трудно встретить теперь место, где могла бы так чувствоваться, как здесь, прелесть мрамора. Во Флоренции мало мрамора на улицах, и глаз, привыкший к строгости и скромности флорентийского pietre dura, бывает положительно ослеплен светлыми мраморными зданиями, возвышающимися над поросшей зеленой травой Пизанской площадью. Чередование черных и белых полос, характерное для всей тосканской архитектуры, здесь счастливо сглажено временем. О нем легко можно забыть перед тонко желтеющим от древности и от осенних дождей благородным старым мрамором Баптистерия. Здесь можно забыть на время даже о самой архитектуре всех этих зданий, помня только о священной белизне их стен и о свежей зелени окружающего их луга"^*.

^*(П. П. Муратов. Образы Италии, т. 1-2. М., 1917, стр. 37.)

Говоря о мраморе, следует помнить о дивном искусстве, оживляющем мертвый камень и сообщающем ему движение и чувство, - о скульптуре.

Лишь те страны, в недрах которых был этот благородный камень, могли стать местами развития и расцвета скульптуры. Сравнивая работы флорентийских художников Возрождения с работами мастеров по ту сторону Альп, следует считаться с тем, что северным мастерам приходилось иметь дело в лучшем случае с обыкновенным известняком, преимущественно же с песчаником, а этот материал не допускает такой тонкой работы, как мрамор.

Великие скульпторы эпохи Возрождения видели в мраморе идеальный материал для осуществления своих творческих замыслов.

"Вещество скульптурных форм, материал своего искусства Микеланджело ощущал с более чем естественной силой. Он часто говорил, что всосал страсть к мрамору и камню вместе с молоком кормилицы - женщины Сеттиньяно - городка каменотесов и мраморщиков. Он любил... самые каменоломни Каррары. Странные серые пики этих гор придают даже в полдень всякому виду, в котором они участвуют, какую-то вечернюю тишину и торжественность. Он прожил среди них месяц за месяцем пока, наконец, их бледные пепельные цвета не перешли в его живопись. На верхней части головы "Давида" все еще остается кусок необработанного мрамора, точно это сделано ради желания сохранить его связь с тем местом, из которого он был высечен. Но своего "Давида" Микеланджело целиком увидел в той мраморной глыбе, которая много лет праздно лежала под аркадами лоджий Ланци. На работу ваятеля он смотрел лишь как на освобождение тех форм, какие скрыты в мраморе и какие было дано открыть его гению. Так прозревал он внутреннюю жизнь всех вещей, дух, живущий в мертвой только с. виду материи камня.

"Недаром трепещет мрамор передо мною", - говорил Микеланджело"^*.

^* (П. П. Муратов. Образы Италии, т. 1-2. М., 1917, стр. 38.)