Белые червонцы

В Государственный совет, высший орган царской России, Канкрин представил "платиновый прожект" и пояснительную записку, в которой напомнил невеселую историю российских финансов, о том, как хроническая нехватка золота и серебра заставляла его предшественников "изобретать" денежные эрзацы, чему свидетельство Медный бунт 1656 года, а также начатый Екатериной II в 1769 году выпуск ассигнаций, "бумажных свидетельств на получение денег". Они, настоящие и фальшивые, завезенные наполеоновской армией, наводнили страну, дезорганизуют денежное обращение.

Угроза "ассигнационного" бунта реальна, и единственный выход, утверждал Канкрин, - выкупить ассигнации и построить финансовую систему на прочной основе благородных металлов. Все добываемое золото и серебро немедленно идет в чеканку, а платина, полноправно благородный металл, остается "втуне лежащей". Мириться с этим нельзя, для осуществления реформы необходимо использовать все возможности. Испанцы пытались применить платину для подделок, добавляли ее в золото, а он предлагает пойти в открытую - чеканить платиновую монету!

Реформа, предложенная Канкриным, была осуществлена спустя 15 лет, а тогда, в 1827 году, его идеи лишь всполошили сиятельных старичков из Государственного совета: только платинового бунта еще не хватало!

Ответ Государственного совета прозвучал почти по Некрасову:

 Может быть, и доходное дело, 
 Но советую вам подождать. 
 Ново... странно... до дерзости смело, 
 Преждевременно, смею сказать! 

Ждать можно было только банкротства. Поэтому министр пошел на конфликт, представил проект в высшую инстанцию - царю. Николай I собственноручно начертал на проекте: "Потребовать заключения компетентных лиц по сему вопросу".

А кого же таким считать в столь новом деле?

Оставалось утешаться тем, что царь "начертывал" резолюции и куда более замысловатые, вроде "три сапога - пара"!

Канкрин все-таки выход нашел. Он обратился к человеку, которого именовали Аристотелем XIX века. Этот век был богат талантами, но с Аристотелем по широте научного кругозора сравнивали только Александра Гумбольдта, имя которого теперь носит Берлинский университет.

Заслуги Гумбольдта в развитии астрономии, географии, геологии, геофизики, ботаники, климатологии и многих других наук огромны. Его многотомный труд "Космос" для своего времени был подлинной энциклопедией естествознания.

Гумбольдт был неутомимый путешественник и зоркий наблюдатель. Ему по праву принадлежит честь научного открытия Южной Америки. Он первым проник в заповедные ее дебри, доказал соединение систем Амазонки и Ориноко, оконтурил вдоль западных берегов континента течение, которое теперь носит его имя. Он собрал свыше четырех тысяч растений Южной Америки, из которых почти половина ранее не была известна. Столь же блестящи были результаты его изучения минерального царства Америки. Гумбольдт посетил и первым описал платиновые месторождения Колумбии и в дальнейшем интересовался новым металлом. Еще в 1825 году он просил прислать ему образцы уральской платины.

Кто же, как не Гумбольдт, знаток истории и нумизматики, мог быть признан "лицом компетентным"?

Когда открыли платину в России, Гумбольдту исполнилось пятьдесят. Он находился в зените славы. К нему за советом по самым различным вопросам обращались даже короли. Его слово значило очень много.

Канкрин попросил поддержки у Гумбольдта. Переписка их продолжалась несколько лет. Она сохранилась и опубликована.

К письму от 15 августа 1827 года Канкрин приложил пробные образцы белых червонцев, сделанные по рисунку художника Эллерса. Министр отчеканил их втайне, поспешно, с явным желанием поставить противников новых денег перед свершившимся фактом. Посылкой этих проб Канкрин как бы намекал Гумбольдту, что вопрос практически решен, но почтительнейше просил "возможно скорее сообщить любезно Ваше столь важное для меня мнение".

Ученый поблагодарил за "прекрасно отчеканенные пробы, которым я обязан любезности Вашего превосходительства и которые по справедливости вызвали восхищение короля и знатоков монетного дела, доказав, что в С. Петербурге, более чем где-либо в другой стране, преодолены технологические трудности по очистке и обработке платины".

К замыслу Канкрина Гумбольдт отнесся с осторожностью, отметил, что такая "провинциальная" монета вряд ли сможет долго существовать. Он справился, достаточны ли запасы платины на Урале, чтобы обеспечить долговременный выпуск белых червонцев? Предостерегал, что увеличение добычи в Колумбии может спутать все карты. И наконец, высказывал опасение, что простолюдины будут новые монеты брать неохотно, опасаясь спутать их с более дешевыми серебряными.

Министр финансов в ответ усиленно благодарил, сообщал, что он с "большим вниманием читал и снова перечитывал письмо Вашего превосходительства, но с тем же свободомыслием и с полным сознанием вескости этих причин я все-таки признаюсь, что еще не совсем убежден...".

Точнее было бы сказать, совсем не убежден, потому что далее Канкрин энергично возражает. Провинциальная монета может существовать и приносить пользу, потому что это будет "монета роскоши с добровольным оборотом" (то есть не хочешь - не бери!). Простолюдина не обмануть, по весу новые монеты будут резко отличаться от серебряных такого же размера.

Не следует беспокоиться и о запасах металла, заверил Канкрин, и тут же послал Гумбольдту официальное приглашение приехать "в интересах науки и страны", самому убедиться в возможностях уральских россыпей, "по сравнению с которыми колумбийские, судя по описанию Вашего превосходительства, ничтожны".

В том же письме, словно забыв о возражениях Гумбольдта, он просит его сообщить свое мнение о выборе соотношения стоимости платины к серебру.

Против намеченного Канкриным соотношения 5:1 Гумбольдт не возражал. Предложение приехать он принял, и весной 1829 года посетил Урал. Его путешествие способствовало изучению края, но для проблемы: быть или не быть платиновым деньгам - уже значения не имело.

Еще за год до этого, 24 апреля 1828 года, был обнародован "именной указ" о чеканке умеренного количества платиновой монеты из казенного металла и приемки ее в платежах на добровольных началах ("Именными" называли указы, подписанные самим царем). За подделку новой монеты было обещано то же, что и за подделку всех других.

Вероятно, письма Гумбольдта сыграли роль в невиданно быстром для тогдашней России осуществлении проекта.

Во всяком случае, на другой день после "именного указа" Канкрин отправил Гумбольдту благодарственное письмо, приложив к нему белый червонец, отчеканенный первым.

После смерти Гумбольдта, дожившего до девяноста лет, в 1859 году эта монета была выкуплена, вернулась в Петербург, в Эрмитаж, часть Зимнего дворца, незадолго до этого открытую "для публичного обозрения", хранится она там и теперь.

Среди сверкающих дворцовых коллекций белый червонец выглядит более чем скромно. Монетка по виду очень похожа на нашу двадцатикопеечную, даже чуть меньше, но раза в четыре тяжелее. На лицевой стороне изображен герб Российской империи - двуглавый орел. При очень хорошем зрении можно разглядеть на груди орла московский герб, а на его правом крыле гербы царств Казанского, Астраханского и Сибирского, на левом - Польского, Херсонеса Таврического и Великого княжества Финляндского.

На обратной стороне в середине монеты чеканка в пять строк:

 3 
 рубли 
 на серебро 
 1828 
 Спб 

Эта надпись окаймлена ободком, а между ним и зубчатым краем монеты по кругу надпись: "2 зол. 41 дол. чистой уральской платины" (что было не совсем точно: монеты содержали около 97 процентов платины, 1, 2 процента иридия, 0,2 процента палладия, 0,5 процента родия, остальное составляли медь и железо) (Зол. - золотник = 1/96 фунта = 4,266 грамма. Дол. - доля = 1/96 золотника = 0,044 грамма).

Рассматривая такие монеты, невольно задумываешься: почему их назвали червонцами?

В нашем сознании червонец-это десять рублей, а никак не три.

Ответ нетрудно найти в любой энциклопедии.

Оказывается, десятирублевые червонцы очень молоды. Лишь при Советской власти, в 1922 году, были выпущены банковские билеты такой стоимости. Они были основной денежной единицей нашего государства до 1947 года, когда после денежной реформы их место занял рубль.

А в XIX веке десятирублевая золотая монета называлась империалом, золотой червонец был трехрублевиком, и Канкрин умышленно принял такую же стоимость для платиновой монеты. Она отличалась не только цветом, но и весом - 10,35 грамма, а золотой червонец весил около 4 граммов.

Дебют белых червонцев прошел успешно. Опасение Гумбольдта, что их будут остерегаться из боязни спутать, не подтвердилось. Их прозвали "платенниками", "уральскими червонцами" и брали охотно, малые размеры делали их удобными, а от такого же по размеру серебряного четвертака они хорошо отличались и по весу и по внешнему виду.

К тому времени представление о том, что платина - металл драгоценный, надежный, уже распространилось. "Простолюдины" и не "простолюдины" резонно рассудили, что лучше платина, чем медяки да ассигнации.

Сыграла свою роль и реклама: в праздничные дни царь стал делать подарки приближенным не червонным золотом, а белыми червонцами. Еще в большей мере престиж платины повысило то, что из нее стали изготовлять ордена, медали, памятные жетоны - полная их коллекция хранится в Ленинградском Эрмитаже.

Самая большая платиновая медаль весом 573,5 грамма, диаметром 86 миллиметров была выпущена к празднованию 1000-летия России. Открытие Исаакиевского собора отметили медалью весом 226 граммов, диаметром 65 миллиметров.

В 1843 году медалью с надписью "Первый палладий из уральской платины" был отмечен достигнутый успех. Эта медаль - диаметр 35 миллиметров, вес 47 граммов - отличается от платиновых не только малым весом, но и "блещущей белизной".

Надо отметить, что даты, указанные на некоторых медалях, вызвали предположения о том, что их чеканка производилась задолго до открытия россыпей в России. Так, на медали "Медный всадник" обозначен 1782 год, а на медали в честь взятия Парижа 1814 год.

Удалось установить, что обе эти медали были изготовлены в 1828 году, а указаны на них даты событий, которым они посвящены. Об этом следует помнить коллекционерам.

Принятые меры содействовали успеху белых червонцев. Канкрин рассылал их повсюду. Он сообщил Гумбольдту: "Я стараюсь распространить монету в Азию. Персы находят большое удовольствие в платиновых монетах, и думаю, что мы слишком мало оценили металл".

Гумбольдт отвечал: "Я очень рад слышать со всех сторон, что новая монета имеет успех и приносит много пользы".

Успех был так велик, что в конце 1829 года начали выпускать и более дорогие платиновые монеты - шестирублевики и двенадцатирублевики. Их называли белыми полуимпериалами и империалами, хотя их стоимость не совсем соответствовала золотым монетам с таким названием.

Лицевая сторона всех платиновых монет одинакова - двуглавый орел во все поле. На обороте изменения только в цифрах, указано соответственно 6 и 12 рублей, а в круговой надписи: "4 зол. 2 дол. ..." и "9 зол. 68 дол. чистой уральской платины".

Платина получила надежный неограниченный сбыт, и уральскому начальству приказано было всемерно форсировать поиски и добычу белого золота.

В газетах тех лет есть сведения и о других важных применениях. Так, московский купец К. Кивер был награжден медалью "За употребление нового способа сгущения серной кислоты в платиновых снарядах". И о платиновых эталонах отечественного изготовления сообщалось с ликованием.

Получила платина в России и совсем новое применение в мощной тогда "колокольной индустрии". Давно уже было известно, что добавка в колокольную бронзу серебра порождает звонкий, открытый тон, золото увеличивает резкость и громкость звучания, а платина, как оказалось, придает несравненную "малиновую" нежность. В колокольную гамму было внесено важное дополнение. В какой пропорции добавляли платину, не сообщалось, но известно, что на колокола с малиновым звоном спрос был велик.