В сатирической поэме А. К. Толстого, когда советник Попов явился на именины без панталон, министр пришел в ярость, заподозрив, что тот хотел "...боже упаси, собой бюджет представить на Руси!".
В годы, когда были открыты золотые россыпи, для такого предположения имелись все основания. Страна, победившая в великой войне 1812 года, находилась на грани банкротства, государственный долг достиг огромной суммы, "твердой" валюты не хватало даже для зарубежных платежей. Возможность покрыть дефицит бюджета за счет добычи драгоценных металлов из россыпей выглядела спасительной, но осуществление этого требовало решительных мер. Начавшаяся на Урале "золотая лихорадка" сопровождалась всем, что для таких лихорадок типично - хищнической добычей, утаиванием золота, дезорганизацией других отраслей промышленности.
Министром финансов в те годы был Гурьев. В том, что бюджет страны выглядел, как советник Попов на именинах, была и его немалая личная "заслуга". Тогдашний канцлер (высший гражданский чин России, что-то вроде премьер-министра) В. П. Кочубей так охарактеризовал своего коллегу Гурьева: "...он обладал умом неповоротливым, и ему трудно было удерживать равновесие рассуждений".
Но при всем этом у Гурьева хватило "поворотливости", чтобы жениться на графине Строгановой, войти в аристократический круг, к которому он не принадлежал, стать министром и любимцем всесильного Аракчеева.
(Нельзя отказать ему и в недюжинных способностях, правда, не по финансовой, а по кулинарной части, он оставил след в истории как изобретатель "гурьевских" каш).
Горный департамент входил тогда в состав министерства финансов, стало быть, ему и надлежало разобраться в уральских делах, навести там порядок, освоить открывшиеся богатства. Но для этого требовалось, чтобы министерство возглавил человек с умом очень поворотливым. Это осознал даже царь. Поэтому Гурьева "отставили", а министром, неожиданно для всех, был назначен Егор Канкрин, который среди особ сановных во многом выглядел белой вороной. Сын горного инженера, выходца из Германии, он получил хорошее образование и прошел суровую практическую школу бухгалтера, управляющего шахтой, сумев при этом опубликовать несколько книг по истории техники, философии и даже роман "Дагоберт". Отечественную войну он начал интендантом в первой армии у Барклая де Толли. К концу войны он уже генерал-интендант, руководящий снабжением всех действующих армий.
После победы ему было поручено трудное дело - произвести расчеты со всеми странами, союзниками в войне. Он справился с этим так выгодно для России, что сомнений о его финансовых талантах не осталось.
Наиболее разумные из царского окружения настаивали уже тогда на его назначении министром. Вместе этого Канкрина ждала опала, вызванная тем, что он в 1815 году представил царю записку "об ужасающем положении крестьян" и проект постепенной отмены крепостного права (вероятно, не без влияния будущих декабристов. Он был женат на племяннице одного из их лидеров - С. И. Муравьева-Апостола).
В современных справочниках о Канкрине обычно упоминают кратко - "реакционный деятель". Конечно, в императорском окружении иных вообще не было, но по сравнению со многими другими, о которых в справочниках вообще не упоминают, Канкрин был прогрессивен и сделал очень много для развития экономики страны и, в частности, Урала.
Сразу же царским указом была создана временная горная комиссия для всемирного содействия добычи золота и платины. Ее наделили совершенно необычным для бюрократических порядков того времени правом немедленно приводить в исполнение свои решения, а о тех, какие требуют "высочайшего утверждения", делать представления министру для доклада царю.
Председателем комиссии, тоже неожиданно для всех, был назначен В. Ю. Соймонов, опытный горный инже нер. В 1804 году, будучи вице-президентом Берг-коллегии, он представил царю смелый проект реформы горнозаводской промышленности, после чего был "сослан"... в сенат. Канкрин добился его назначения и в своем выборе не ошибся: в мае 1823 года уже приступили к работе 19 геогностических партий и 12 групп рудоискателей, сформированные из лучших специалистов.
Эти работы положили начало систематическому изучению россыпей, они проводились по единому плану, на основе разработанной Соймоновым инструкции, вскоре опубликованной под названием "Геогностическое описание хребта Уральского для приискания руд и золотосодержащих россыпей".
Соймонов сразу же упростил выдачу разрешений на поиски и разработку россыпей и ввел систему премий не только за их открытие, но и за технические усовершенствования.
Особые премии были установлены за платину и объявлен указ, поощряющий ее поиски и добычу частными лицами: лишь 10 процентов отходило казне, а все остальное разрешалось продавать кому угодно и вывозить за границу, "доколе правительство не встретит надобности требовать и сие количество на какое-либо полезное для казны употребление и не определит постоянной цены на платину".
Все это выглядело поначалу как дележ шкуры неубитого медведя, но вскоре обстоятельства изменились.
"Кто будет писать историю открытия платины в Старом Свете... тот, может быть, удостоит упомянуть и мое имя и почтенных моих в сем деле сотрудников. Это одна из лучших наград для тех, которых служба приводит в сии дикие и пустынные края..."
Эти слова принадлежат Николаю Родионовичу Мамышеву, автору статьи "Краткое описание обретения платины в Сибири" (Горный журнал, № 1, 1827), а "дикие и пустынные края", упоминаемые им, это район Нижнего Тагила, который теперь диким трудно даже представить.
Мамышев работал на Урале с 1795 года, закончив "за казенный кошт" горное училище шихтмейстером XIII класса, что указывало на особые успехи (обычно выпускникам присваивали XIV класс). Дальнейшей работой он доказал, что высокая оценка его способностей не была ошибкой.
Когда Брусницын нашел первую золотую россыпь, Мамышев уже руководил Гороблагодатскими заводами, целым горным округом, сердцем которого были железные руды горы Благодать. Три задачи определяли в основном круг его обязанностей: искать, добывать и плавить железо. Открытие золотых россыпей к нему непосредственного отношения не имело. По понятиям того времени он уже был в преклонном возрасте, когда избегают лишних забот. И, тем не менее, Мамышев первым из начальников уральских заводов заинтересовался открытием Брусницына, приехал к нему. Быстро оценив перспективы нового дела, Мамышев не только изучил строение россыпей и методы их поиска, но и помог Брусницыну. Они вместе создали промывальный шлюз, специально предназначенный для каменистых песков. Тогда же Мамышев придумал конструкцию разборного бура для разведки наносов, который впоследствии получил широкое применение.
Вернувшись в свой "железный" округ, он провел обучение новой методе, создал специальную партию для изучения наносов. "Поиски мои почитали химерическими", - пишет он.
Основания для такой оценки, казалось бы, имелись. К тому времени золоторудные месторождения были выявлены во многих районах Урала, но только на водоразделе и восточном склоне, там, где развиты гранитоиды - светлые магматические породы, содержащие много кварца и в своем составе, и в жильных обособлениях. Открытие россыпей тоже началось в таких районах.
А для западного склона хребта характерны темноцветные магматические породы, кварцевых жил не содержащие. Этот склон был признан бесперспективным в отношении золотых руд. Такие породы в Гороблагодатском округе распространены не только на западном, но и на восточном склоне, поэтому золотоискатели обычно обходили этот округ стороной.
Поиски россыпей, предпринятые там в первые годы, принесли лишь убытки казне да неприятности Мамышеву, но он и в этом деле проявил свойственную ему настойчивость и смелость. В одном из его рапортов есть такие слова: "... в необходимости нахожусь противупоставить твердость, свойственную одной справедливости... лучше желаю на себя перенести неприятности..." Обосновывал Мамышев свое упорство тем, что кое-где в пробах попадались отдельные золотинки.
Успех пришел летом 1821 года. В долине реки Серебрянки, притоке Чусовой, в 60 километрах к западу от Нижнего Тагила поисковый отряд, посланный Мамышевым, обнаружил богатую золотую россыпь.
В следующем году там начал работать первый на европейском склоне Николаевский прииск.
Мамышева удостоили "лестного благоволения", назначили членом "временной комиссии", и в его лице Соймонов получил наиболее энергичного и умного помощника.
Мамышев добился выделения значительных средств для поисков россыпей в своем "темноцветном" округе и взял на себя руководство этими работами.
По притокам Чусовой удалось выявить десятки россыпей.
"Я всегда буду почитать себя весьма счастливым, - писал Мамышев, - что в мое управление открыто золото, коего в сих местах никто не предполагал... Но счастье мое усугубилось открытием настоящей платиновой руды, сей новой дани от богатого Урала, бывшей дотоле чуждой не только России, но и вообще Старому Свету... В исходе августа месяца 1824 г. ...маркшейдером Н. Волковым с нарядчиком, мастеровым Андреевым (его имя равномерно заслуживает сохранения в памяти)... посреди березового и соснового леса в некрутоберегом логу, по которому протекает речка Уралиха или Орулиха, впадающая в реку Баранчу, к юго-западу от Баранчинского завода на 12 верст, недалеко от дороги, ведущей из сего завода в Нижнетагильский" при промывке проб, взятых из пласта "обыкновенной желтой горшечной глины, смешанной с песком и отторженцами змеевика, роговой обманки, зеленого камня, яшмы разных видов и малой частью железного блеска и кварца", обнаружили не только золото, но и угловатые мелкие зерна серого металлического цвета.
Накопленный к этому времени опыт - Мамышев и его помощники бывали на Невьянских приисках - позволил уверенно определить - это платина! Осмистый иридий составлял в ней лишь малую примесь.
"Преследование" пласта показало, что он имеет мощность около одного метра и протягивается более чем на 2 километра по долине при ширине 50 метров. Среднее содержание платины составило 15 граммов на тонну породы (в Колумбии на самых богатых россыпях она была раза в три ниже!).
Подсчеты показывали, и каждодневная добыча это подтверждала, что в "некрутоберегом логу" хранится платины не меньше, чем ее добыли в Колумбии за столетие.
Как раз в те дни, в конце сентября 1824 года, царь Александр I совершил поездку по Уралу, чтобы разрешить спор между его сановниками и Соймоновым о дальнейших мерах, необходимых для развития горной промышленности. Уральские начальники поспешили смягчить безрадостные впечатления о ее состоянии приятной вестью об открытии платины, попросили позволения, "учитывая видимое богатство, доказанную благонадежность и торжественность дня открытия первого в Старом Свете платинового прииска... наименовать его Царево-Александровским".
Это было милостиво разрешено и "усугубило усердие". Результат превзошел все ожидания.
"Не прошло и двух недель после обретения Царево-Александровского рудника, - пишет Мамышев, - как партией, руководимой гитенфервальтером Голляховским, найдена была новая золото-платиновая россыпь, отстоящая от первой на 50 верст к северо-востоку, между Туринским и Нижне-Туринским заводами".
По своему строению - "бурая глинистая масса с обломками известковистого камня, яшмы, кварца", залегающая на трещиноватых скальных породах, - эта россыпь была сходна с первой.
А в ноябре К. Голляховский выявил еще одну богатую россыпь возле Нижней Туры, в долине реки Мельничной.
"Итак, существование в уральских горах платины, сей американской редкости, ныне доказано несомненно... и нет причин сомневаться чтобы нахождение оной пресеклось". Это заключение Мамышева было подтверждено летом 1825 года. Партия Голляховского обнаружила десять россыпей в долинах рек Иса, Тура и на их притоках.
Впоследствии было установлено, что они, по существу, участки единого месторождения, величайшей в мире русловой россыпи, протянувшейся почти на 150 километров. Общая длина россыпей по боковым притокам Исы и Туры составила свыше 70 километров.
"Все они, - писал Мамышев, - богаты и благонадежны, платина в них почти не сопровождается золотом". Привычное представление о том, что эти два металла, как сиамские близнецы, всегда вместе, оказалось ошибочным.
Обратил Мамышев внимание и на то, что платиновые россыпи бедны кварцем, который "показывает в уральских наносах золотое богатство". Он первым сделал вывод, существенный для дальнейших поисков, о том, что "платина не сродна с золотом".
Открытие платины на казенных землях пробудило инициативу предпринимателей; первым успеха добился Демидов - его владения вблизи Тагила оказались очень богаты "белым золотом".
За лето 1825 года добыто было около 200 килограммов платины. Если вспомнить, что в Колумбии добыча за этот год не превышала 20 килограммов, станет ясным значение уральских открытий.
Метод Брусницына - отбор множества мелких проб от низин до водораздела, по всем элементам рельефа, и промывка их без предварительного измельчения - обеспечивал выявление не только россыпей, но и коренных месторождений. Так, в Миасском районе в "голове" нескольких золотых россыпей обнаружили золотоносные жилы, убедились в тесной их взаимосвязи. Поиски приносили все новые доказательства правильности обломочной теории происхождения золота. По-иному обстояло дело с платиной. Наблюдения показывали, что она имеет свой, отдельный от золота, коренной источник. В россыпях не раз находили платиновые самородки, и это, конечно, порождало надежду, что коренные залежи где-то близко и очень богаты, но обнаружить их не удавалось.
Естественно, что все это пробудило повышенный интерес к минералогии, ее стали изучать. Выяснилось, что колумбийская и уральская руды не полностью схожи между собой. Волластон, как мы помним, показал, что колумбийская руда состоит из пяти минералов, из которых три - платиновые (самородная, палладистая платина и поликсен), а два платины не содержащие (самородный палладий и осмистый иридий).
В 1827 году И. Варвинский и П. Соболевский выявили в россыпях Нижнетагильского района минерал, похожий на поликсен, но более темный, отличающийся повышенной магнитностью, несколько меньшей твердостью, а главное - значительно большим содержанием железа (до 24 процентов) и палладия (до 10 процентов) при бедности иными примесями. Относительно этого минерала, названного ферроплатиной, долго шел спор: "самостоятельный" он или разновидность поликсена? Лишь в наш век удалось доказать, что это разные минералы и по структуре и по условиям формирования.
Дальнейшее изучение россыпей Урала привело ко многим минералогическим открытиям. Серебряно-белые, очень твердые и тяжелые кристаллы (кубы, октаэдры), лучше других сохраняющие в россыпях свои очертания, назвали платинистым иридием, установив, что его состав примерно отвечает формуле Ir4Pt. Этот минерал привлек к себе особое внимание потому, что оказался самым тяжелым из всех известных в природе - его плотность 22,8 г/см3.
Тогда же в россыпях нашли похожие, но более легкие кристаллики (плотность 16-19 г/см3) и менее твердые (5 против 7), этот минерал назвали иридистой платиной, установив, что в его составе платина преобладает над иридием и всегда есть железо, примерно в таком соотношении - Pt4Ir2Fe. Оба эти минерала большая редкость, реальным же источником для извлечения иридия оказался осмистый иридий, уже охарактеризованный Волластоном под этим названием, но в дальнейшем получивший имя невьянскит Ir2Os, благодаря широкому распространению вблизи г. Невьянска. Позднее там был обнаружен родиевый невьянскит - блестящие, черные пластинчатые кристаллики, содержащие, кроме осмия и иридия, еще и родий (до 25 процентов); попадались также изредка светлые, с кремовым отливом, блестящие кристаллики с хорошей спайностью, в которых, помимо осмия и родия, было еще "нечто" (см. главу "Русский член платинового семейства").
В районе Сысертского завода при промывке песков довольно часто находили минерал, похожий на невьянскит - стально-серый с металлическим блеском и хорошей спайностью, но менее твердый и более тяжелый (плотность до 22,5 г/см3). В пламени паяльной трубки он лишь чернел и выделял удушающие пары осмистого ангидрида. В отличие от невьянскита в его составе осмий резко преобладает над иридием. Этот минерал назвали сысерскитом - IrOs3.
Выяснилось, что уральская руда минералогически разнообразнее колумбийской. Но нужны ведь были не минералы, а металлы, и встала задача, как их извлечь.