Возле нашего дома проходила железная дорога. По вечерам мешали уснуть бодрые крики паровозов. Надвигался, забивая всю комнату, гулкий стук колес. Бренчали вагоны, будто скованные цепями. По потолку мелькали, чередуясь, черно-белые полосы.
Я представлял себе чумазых кочегаров, которые выглядывают из окон паровозов. Они похожи на клоунов: носы - черные пятачки, лица - рябые от гари, на щеках и на лбу - красные отблески огня, бушующего в топке. Улыбки их белозубы, как у негров. Черные телогрейки замаслены до блеска.
Под паровоз беспрерывно бежит лестница: два блестящих рельса с поперечинами шпал. Паровоз ловко взбирается по ней на покатые холмы, плавно огибает склоны и сбегает в низины.
Все вокруг движется, убегает назад, прочь, обновляется. И торопливый огонь в топке - такой живой! - тоже движется и обновляется.
Что может быть прекраснее?
Даже насыпь железной дороги была необыкновенной: из разноцветных, нарядных и холодных голышей. Может быть, камни привезли сюда веселые кочегары из разных стран: белые - с севера, черные, будто загорелые, - из Африки, серые - с берегов Приморья, зеленоватые - из прибалтийских озер?
Однажды в насыпи я нашел камень, похожий на пулю: ровненький, сужающийся в одну сторону.
Я показал находку Борьке, самому старшему из нашей компании. Он хмыкнул:
- Тоже невидаль... Чертов палец!
- Какой чертов палец?
- Мало ли какой... Его истолчешь в порошок, посыплешь на болячку, раз - и нет. Кровь поворачивает.
И без того было видно, что камень необыкновенный: точеный, совершенно не похожий ни на какой другой. Я не стал истирать его в порошок. Но к порезам прикладывал - вроде бы помогало.
Втайне я ждал от чертова пальца какой-нибудь неожиданности. И не ошибся.
...Через много лет я приехал в свой родной городок.
Пошел на железнодорожную насыпь. Она оказалась приземистой, замусоренной. Ни одного сколько-нибудь примечательного камня там не было: обломки обычных горных пород, которые попадаются всюду на Русской равнине.
Оставалось только усмехаться, припоминая, сколько тайн я находил прежде в этой груде гравия. А теперь знаю, как рождаются эти камни, из чего они состоят, и могу даже догадаться об их судьбе.
А вот и мой старый знакомый. Впрочем, никакой он не чертов палец. Обычная окаменелость, раковина - скелет древнего животного - белемнита.
Камень лежал у меня на ладони...
Вдруг я почувствовал, как он чуть заметно вздрогнул.
Он начал медленно изменяться. Из коричневого стал розовато-серым. На нем появилась тонкая, щекочущая ладонь кожица. Она утолщалась, шершавилась. Сквозь нее голубоватыми ветвями проглянули кровеносные сосуды.
Камень обволакивался живой плотью. Я ощущал легонькие упругие толчки.
У заостренного его конца выросли два полукруглых плавника, а на противоположном - появился как бы бутон цветка. Из него вытянулись щупальца - тугие и тонкие, как листья столетника.
Щупальца лениво шевелились. Бутон то чуточку набухал, то опадал. На нем поблескивали два черных глаза. Они наблюдали за мной.
Настоящий белемнит! Влажный и живой. И не бутон, а голова; не лепестки, а четыре пары хищных рук. Недаром он относится к головоногим моллюскам!
Белемнит был блестящим и скользким, как маринованный гриб. От него пахло йодом и тиной. На одном щупальце обрывком зеленой нитки висела водоросль.
Что случилось? Впереди расстилалось море. Я стоял на песчаной отмели. Вокруг было пусто.
Грязно-зеленые волны лениво подкатывались к моим ногам, шуршали, перебирая гравий, распластывались и пропадали. Их впитывал песок. Оставались только маленькие лужи - как зеркальца. В них синело небо.
Белемнит вдруг упруго, как резиновый, сжался, распрямился и юркнул с моей ладони. Он шлепнулся в лужу, расплескивая воду.
Накатывалась новая волна. Я поспешил схватить свою добычу. Но ловкое существо резко и разом взмахнуло своими щупальцами. Оно было похоже на стартующую ракету. Из него выкатился клуб черной жидкости. Еще толчок! По луже, как дым, расплылось черное пятно.
Я наудачу схватил первое, что подвернулось под руку. Встал. Разжал ладонь.
...Я стоял возле железнодорожной насыпи.
Камень лежал у меня на ладони - коричневый, гладкий, холодный. Маленькое объяснимое чудо.
Он только что перенес меня на сто пятьдесят миллионов лет в прошлое, на берег моря.
На моих глазах он ожил, и ожило море, и ожило для меня то далекое время, которое геологи называют юрским периодом.
Воображение и знание открыли мне чудесную возможность путешествовать в прошлое и видеть то, чего многие люди не замечают.